Николай Жогин - Решая судьбу человека…

Тимофеев догадывался, что Ахметзянов Тауфик что-то упорно скрывает. Это было тем более очевидно, что во всех документах — многочисленных справках, трудовой книжке и дипломе об окончании педагогического техникума — он значился Ахметзяновым. Возникла необходимость проверить личность Ахмеджанова Тавкиля.

И другое. Тимофеев сам решил подробнее ознакомиться с домом, с содержимым подвала, а заодно и поговорить со стариком. Организовав работу на месте, он еще раз исследовал все комнаты, чердак, сарай и двор. Что же это получается? Крупные спекулянты, а денег не обнаружено. «Значит, припрятаны в надежном месте, — решил Тимофеев. — Такие добровольно не отдадут…»

Проверка личности показала, что Ахметзянов Тауфик в прошлом судим. Следователь листал материалы дела и вчитывался в знакомые протоколы допроса, составленные двадцать лет назад. Ахмеджанов Тавкиль, а ныне Ахметзянов Тауфик за такую же клевету в 1940 году был осужден и семь лет отбывал наказание. Двадцать лет — немалый срок, и судьба вновь столкнула их — преступника и следователя. Оба они стали опытнее: преступник — в своей изворотливости, следователь — в изобличении преступника. Тимофеев понимал, что, как бы ни хитер был преступник, он непременно будет изобличен и понесет заслуженное наказание. Но теперь его беспокоило другое. Как поведет себя Ахмеджанов Тавкиль? Обычно преступник не откровенен до тех пор, пока не почувствует, что полностью уличен.

Когда Тавкиля доставили в кабинет, он боязливо покосился на стол, как бы желая знать, что уготовано ему. Увидя, что стол пуст, перевел взгляд на Тимофеева и смутился.

— Ахмеджанов Тавкиль? — вопросительно сказал Тимофеев. — Садитесь…

Подавленным голосом, заикаясь, преступник произнес:

— Ахметзянов Тауфик по паспорту… И Ахмеджанов Тавкиль… Одно и то же.

Он растерянно стоял у стола, моргая маленькими, глубоко посаженными, глазами. Дряблые щеки его дрожали. Весь его облик подчеркивал: он боится. Боится всего — двинуться с места и сесть, говорить о своих грязных делах и отвечать перед советским законом.

Тимофеев, поразмыслив, с чего начать допрос, спросил:

— Как вы ухитрились в одно и то же время отбывать наказание в местах лишения свободы, окончить техникум, работать?

Торопливо, точно боясь, что его перебьют и не дадут высказаться до конца, допрошенный заговорил:

— Аттестат об окончании педагогического техникума, справки о работе и трудовую книжку купил. После освобождения работал только несколько месяцев в 1954 году, а затем ушел на пенсию. В райсобес представил фиктивные документы о трудовом стаже. Инвалидность мне дали правильно — стал больным после освобождения из заключения.

— Не работали. А чем занимались?

— Спекуляцией.

— Чем спекулировали? — задал вопрос Тимофеев.

Подумав, Ахмеджанов ответил:

— Покупал и перепродавал старые вещи.

— А для чего в подвале хранились большие запасы краски, медикаментов, продуктов и других предметов?

— Это все принадлежит отцу, — отвечал Ахмеджанов. — Он сам получал краску из Москвы, расфасовывал в пакеты и продавал. Я в это дело не вмешивался. Только по поручению отца вел переписку с Юсиповой Розой из Москвы и Гайнутдиновым из Свердловска. Пересылал им деньги. О медикаментах и других вещах ничего не знаю. Без разрешения отца я в подвал не ходил. Вынув из стола анонимное письмо, снятое с газетной витрины, и показав его Ахмеджанову, Тимофеев в упор спросил:

— Когда написали?

Ахмеджанов побледнел, не ожидая такого удара, и растерянно промолвил:

— В конце октября.

И, оправдываясь, продолжал:

— Это дело рук одной женщины. Я отказался от дальнейшей связи с ней. Тогда она пришла ко мне, принесла пол-литра водки и напоила. Был пьяный, плохо помню. Под ее диктовку написал письмо, и она взяла его с собой. На другой день стала просить три тысячи, но я не дал. Она мне пригрозила, что за это письмо мне попадет…

Тимофеев показал ему два других письма и с усмешкой спросил:

— Это тоже под диктовку писали?

Ахмеджанов смешался и тихо сказал:

— Я не писал… Ничего не знаю…

Он явно лгал. Но Тимофеев не пытался пока уличать его; доказательств достаточно, преступнику все равно не уйти от ответственности.

Из кабинета Ахмеджанов уходил сгорбившийся, подавленный.

На другой день преступник подтвердил изготовление им клеветнических писем, спекуляцию красками и другими предметами. В частности рассказал, что в 1930 году он и его отец в роще возле поселка Борисково закопали ценности: серебряные изделия, монеты и акции бельгийской компании.