Наталья Солнцева - Московский лабиринт Минотавра

Петр Данилович боялся выдать себя, посему старательно избегал общества Феодоры. Пока не время. Похороны не помешают людям проявить любопытство и зоркость, заметить тончайшие нюансы, сделать сенсационные выводы и разнести их по всей Москве. Дескать, Корнеев на старости-то лет совсем свихнулся: пожирал взглядами молодую сноху, когда еще тело жены не остыло. Позор на его седую голову! А чему удивляться? Нынче везде и всюду наблюдается полное падение нравов!

У Феодоры смерть свекрови вызывала двоякое чувство. С одной стороны, Александра Гавриловна так и не смирилась с появлением в ее семье нежеланной невестки и до последнего дня оставалась непримиримым ее врагом. С другой, вдовство свекра приближало Феодору к цели. Ближайшая наследница корнеевских капиталов - законная супруга Петра Даниловича упокоилась с миром. Оставался сам Корнеев… Такое положение вещей ставило Феодору на опасную грань, когда занесенный меч должен либо рубить, либо опуститься и лечь в ножны.

Петр Данилович - она отдавала себе в этом отчет - играет с ней, как кошка с мышью. Он догадался о ее намерениях и всячески ее провоцирует. Смерть жены - очередная его провокация, правда, исполненная руками судьбы. Феодора оказалась на краю бездны и с трудом удерживала равновесие. Вдобавок господин Корнеев затеял с супругой сына скрытую любовную игру и немало преуспел в ней, как преуспевал во всем, за что брался.

Четырехугольник Корнеевых потерял один угол - Александру Гавриловну и превратился в пресловутый треугольник. Самую странную и неопределенную роль играл в нем Владимир. Он не выглядел ни скорбящим сыном, ни влюбленным супругом, ни деловым человеком, наследником капиталов отца. Это был образ светского льва, красавца-мужчины, блестящего кавалера, яркого представителя золотой молодежи - разочарованного, беспутного, циничного и беспринципного. Женитьба на Феодоре сделала его маску, под которой он появлялся на людях, еще более загадочной, еще более оригинальной и значительно прибавила ему очков.

По поводу жены молодого Корнеева ломались копья в некоторых кругах столичного бомонда. В шикарных гостиных, у каминов, среди эксклюзивной мебели из редких пород натурального дерева, за рюмкой изысканного коньяка звучали имена Феодоры и Владимира, обрастали сплетнями и слухами, тем более невероятными, чем менее достоверной была информация, которая просачивалась об этой экстравагантной паре.

Как ни кощунственно сие звучит, многие пришли на похороны Александры Гавриловны не столько проститься с покойной, сколько поглазеть на молодую супружескую чету в трауре. Такая удача выпадала не каждый день, и любопытствующие не могли упустить случай.

Феодора ощущала перекрестный огонь любопытных взглядов, удушающий запах лилий и пристальное внимание свекра, которое тот, впрочем, тщательно скрывал. Владимир то и дело брал ее за руку и выводил из комнаты, где стоял гроб, - подышать. Окна во всей квартире открыли настежь, по коридору гуляли сквозняки. Холодные прикосновения ладони и пальцев супруга приводили Феодору в дрожь.

Она с трудом гасила вспыхивающий в груди жар, списывала его на долгое отсутствие секса с мужем. Опал под черным прозрачным покровом жег ей кожу, словно горячий уголь. Он, казалось, впитывал любовную энергию бывшего владельца и пронизывал ею владелицу нынешнюю. «Жар любви» вполне оправдывал свое имя.

Церемония погребения свекрови показалась Феодоре пыткой. Стало бы ей легче, узнай она о том, что мучения испытывал еще один человек, Петр Данилович?

Прошли сорок дней. После пышных многолюдных поминок Корнеевы вернулись в Рябинки. Стояло лето. В садах пахло вишнями, яблоками. Над клумбами гудели пчелы. Грозовые дожди сменялись жарой.

Дом казался Феодоре погруженным в летаргический сон. Владимир то отлучался в город, то уходил на длительные прогулки, жену с собой не брал. Она пыталась расспросить его о Лешем холме, о стрешневских подвалах, о неприметной дверце в цокольном этаже, но каждый раз язык не поворачивался, губы словно судорогой сводило от взгляда мужа.

«Надо что-то срочно предпринимать, - думала Феодора. - Так и с ума сойти недолго. А сумасшедшим деньги ни к чему».

Мысль о деньгах не приносила прежней сладости, как и достаток, окружающий Феодору. Она запиралась в своей комнате, ложилась на кровать и созерцала безукоризненную лепнину на потолке: мастерски сделанные цветы роз, полураспустившиеся бутоны. Обостренный слух ловил пугающие звуки. Казалось, где-то в глубине, в недрах холма, на котором стоял дом, раздавались вздохи, стоны и шепот. Феодора зажимала уши, но звуки не прекращались. Они продолжали существовать в ее сознании.