Ольга Миленина - Вольный стрелок

— Ну разумеется, Сергей Олегович! — Я закатила глаза с видом оскорбленной добродетели. — Разве я когда-нибудь поступала иначе?

Он не нашелся что сказать, и я вышла за дверь. Не став говорить ему напоследок, что если я найду такую тему, он первый будет жутко недоволен. И не став спрашивать его, есть ли такие темы вообще. Потому что ответ я прекрасно знала. И он заключался в том, что таких тем — которые всех устраивают, ни у кого не вызывают злобы, ненависти и протеста, а лишь радостную улыбку и благодарность к журналисту и желание ему помогать — не существует.

По крайней мере лично для меня…

Я заметила ее издалека — высокую блондинку, стоявшую как раз там, куда я направлялась. И остановилась, заметив, как она оглядывается быстро по сторонам, — и сделала вид, что ищу что-то в сумке. И, вытащив сигарету и прикурив, на всякий случай посмотрела на часы.

Сейчас было без десяти одиннадцать утра — и я вообще-то рассчитывала, что приду сюда первая и уйду до того, как здесь появятся люди. Я специально приехала пораньше — зная, что сбор желающих почтить память Андрея Дмитриевича Улитина, со дня смерти которого сегодня исполнялось ровно сорок дней, состоится в двенадцать часов. И прекрасно понимая, что мне здесь не будут рады.

Я бы сама не стала высчитывать, когда исполнится сорок дней, — да и, если честно, я давно про него забыла, про Улитина. Материал вышел уже почти три недели назад, свои сто пятьдесят долларов — двадцать долларов страница, такие уж у нас расценки, хотя есть немало изданий, где платят пятьдесят, а кое-где и сто, — я уже получила. Все комплименты главный мне высказал — как всегда за спиной. Так что вспоминать?

Тем более что лично меня никто не побеспокоил по этому поводу. Как и следовало ожидать, мне не звонили из «Нефта-банка», не восхищались моим журналистским талантом и вопреки горячим заверениям не предлагали сотрудничества и премий за объективное освещение столь важных для банка вопросов. Я не в обиде — я не собиралась с ними работать и не взяла бы у них денег. Из «Бетты» мне, разумеется, тоже не звонили — могли бы поблагодарить, надо было понимать, что если бы я захотела, то приложила бы их всерьез.

Правда, Уральцев передал мне привет — через Кисина, с которым я встречалась дней через пять после выхода материала. И это оказался единственный человек, отреагировавший на мою статью. А всем остальным на нее было наплевать — и даже если она и вызвала у них какие-то эмоции, они оставили их при себе.

Кроме милиции, заявившей категорично, что убийство Улитина есть плод журналистской фантазии. И кроме господина Хромова — в ультимативной форме потребовавшего от газеты опровержения. Не знаю, что именно он хотел, чтобы мы опровергли, — видимо, весь материал в целом. И факты, и слухи, и умозаключения — абсолютно все.

Думаю, его больше всего разозлило мое предположение, согласно которому Хромов не случайно, посадил в кресло президента одного из крупнейших банков России своего человека — в банковском деле разбиравшегося плохо и откровенно предпочитавшего красивую жизнь сидению в кабинете — и вполне мог быть в курсе того, что творил его протеже. Но и все остальное ему тоже не понравилось.

Видимо, ему важен был сам факт протеста — который, естественно, никто не собирался удовлетворять. Поскольку предъявить нам господину Хромову было нечего. Я все-таки профессионал и слухи называю слухами, предположения — предположениями, а собственную версию — собственной версией, так что зацепиться не за что. А опровергать факты, согласно которым он сделал своим ближайшим помощником человека, незаконно получившего диплом о высшем образовании и имевшего условную судимость, было бы глупо — у меня были доказательства.

Конечно, Василию Васильевичу стоило бы оценить, что я по просьбе главного не стала намекать, что он вполне мог заказать смерть Улитина, и приводить мотивы тоже не стала. Стоило бы оценить, что хотя свою встречу с незадачливым комитетчиком Куделиным я описала — не указывая его фамилии, — но не стала излагать свои мысли по поводу того, по чьей инициативе он на меня вышел.

Однако Хромов ничего не оценил и прислал в редакцию гигантское гневное письмо со своим протестом. Хотя на ответе не настаивал — видно, понимая, что его не будет. Но зато по телевидению высказал, что хотя до выборов в Думу еще больше года, определенные структуры, в свое время способствовавшие его изгнанию из правительства, уже сейчас боятся сокрушительного успеха реформаторов на выборах. И потому заранее пытаются опорочить движение и его лично, используя ангажированных журналистов и продажные средства массовой информации.