Траектория чуда

- Предлагаю не выделываться, как наш швейцарский товарищ, - подмигнул, шепотом обращаясь ко мне, Шуляев, - и остановиться на чем-нибудь попроще. Как насчет «Хенесси»?

«Ни хрена себе попроще!» - подумал я, но возражать против замечательного коньяка не стал, и Шуляев повернулся к официанту, все это время совершенно незаметно стоявшему в углу, как апофеоз услужливого ожидания. Тот буквально подлетел, бесшумно, как перышко.

- Значит так, любезнейший. Нам – бутылочку вот этого коньячку, ну, и закусить, там – лимончик, икорку, все, что положено. Что поесть – это тогда еще попозже. Тот край стола сам себе закажет.

На «том» краю стола Серж Бернштейн что-то увлеченно рассказывал благосклонно улыбающейся тетке Эльмире, и официанту пришлось дважды осторожно кашлянуть, чтобы привлечь его внимание. Но в конце концов заказ все-таки был сделан, и официанты удалились. В ожидании исполнения заказа Шуляева потянуло на разговор.

- Да, Глеб, стоило же труда нам тебя разыскать, - фамильярно перейдя на «ты», обратился он ко мне. – Столько лет никто не мог допереть, что деда твоего просто переименовали, да и все! Представляешь, что было, если бы в эту голову не пришла та светлая мысль, а?

И он постучал пальцем по своему обширному лбу.

- Да, мысль на самом деле была просто счастливая, - напрягая все мышцы лица в вежливо – заинтересованную полуулыбку, ответил я.

На самом деле мне почему-то не очень хотелось общаться с Шуляевым именно на эту тему. И не только потому, что с первой минуты знакомства я испытывал неясную неприязнь к нему, - в конце концов это чисто физиономистическое. Жутко, знаете ли, не люблю пухлых прилизанных белолицых господ с маленькими глазками, когда надо, легко изображающих на лице воплощенное дружелюбие, когда надо же, презрительно вас совершенно не замечающих, как давеча у себя в кабинете в начале встречи.

Но была и еще одна причина, по которой слова в этот момент прямо-таки не лезли из меня. В течение всего долгого и проникновенного рассказа мсье Сержа о злоключениях Ольги Апостоловой и об истории ее поисков потерянного племянника – моего деда и, в результате, меня самого, в одном или двух местах что-то резануло мой слух. Резануло, и прошло, но неприятное ощущение какой-то нестыковочки осталось. Сейчас же, после слов Шуляева о том, как они меня искали-искали, расплывчатое до того ощущение опять вернулось. Правда, ни на чем конкретном сосредоточится оно не успело, так как вернулись официанты с выпивкой и закусками. Голод – не тетка и, дав слово разобраться со своими ощущениями позже, я с высоты исторических эмпиреев приземлил себя за стол.

Пока на том конце стола при помощи официанта открывали бутылку, нюхали пробку, дегустировали вино на донышке бокала и совершали прочие шаманские таинства, Шуляев отпустил нашего халдея, и сам разлил коньяк в пузатые рюмки. Мы чокнулись, и выпили. К тому времени же, когда мсье Серж, предварительно глазами испросив согласия тетки Эльмиры, одобрительно кивнул официанту, и тот принялся наливать в их бокалы по промышленной дозе густо-красного Шато, мы с Шуляевым хлопнули уже и по второй. Божественный напиток, заедаемый зернистой икоркой, окончательно примирил меня с не вполне симпатичным мне собутыльником. Все напряжение минувшего дня вступило в закономерную реакцию с алкогольным катализатором и вылилось на меня теплой волной полнейшей счастливой расслабухи. Я чувствовал на своем лице идиотическую слащавую улыбку, но ничего не мог и не хотел с собой поделать. Мне было хорошо. Шуляев продолжал что-то мне рассказывать; увлеченно беседовали, потягивая красненькое, мсье Серж и тетка Эльмирой. Но я никого их не слышал, а голоса воспринимал, как приятное жужжание какого-то большого пчелиного роя. В голове, как кассета, поставленная на воспроизведение одной и той же песни, по двадцатому уже кругу крутилась мысль: «Какие симпатичные люди, какие прекрасные люди…» Тетку Эльмиру в этот момент я просто обожал, лениво коря себя за то, что на самом-то деле считал все-таки ее старой сумасбродкой; Серж Бернштейн – просто классный старикан, и даже к Шуляеву никаких отрицательных эмоций я больше не испытывал. Мы выпили еще, после чего мои глаза стали сами собой закрываться. В голове все плыло и перетекало. Я, совершенно наплевав на этикет, переместился из-за стола в удобное кресло, стоявшее в углу кабинета, и комфортно развалился в нем. Никто не обратил на этот мой демарш никакого внимания, только Шуляев, не вставая со стула, с двумя бокалами в руках прямо на нем переехал тоже ко мне в угол, оставаясь моим визави.