Рауль Мир-Хайдаров: Горький напиток счастья

-- Хочешь -- не хочешь, Дасаев, я беру тебя сегодня в плен. Уходя на вечер, я слышала по радио призыв: обиженные в любви -- объединяйтесь!

Дасаев, не понимая, разыгрывают его или это всерьез, смутился еще больше. Выручил объявившийся рядом Стаин... И тут Рушан почувствовал, что Светланка не шутит. Она, оказывается, знавшая об их дальнейшей программе, вдруг объявила оторопевшему Стаину:

-- Жорик, на Рушана не рассчитывай, он сегодня мой. Я решила его украсть. Могу я позволить себе в качестве новогоднего подарка обаятельного чемпиона по боксу?

Стаин удивленно глянул на Светланку,-- он знал, что своенравная Резникова в настроении могла учудить и не такое, и ей все прощалось. "Она знает свое место в обществе",-- как высокопарно говаривал о ней Жорик, когда-то он безуспешно пытался за ней ухаживать.

-- Не боишься? Славик в гневе бывает крут,-- видимо, дразня Резникову, обронил Стаин.

-- Не боюсь. Рушан Давыдычеву оберегал и не от таких, как Мещеряков,--ответила Светланка и демонстративно прижалась к Дасаеву.

-- Ну, тогда я пошел, у меня тоже сердечные проблемы. Желаю приятной встречи Нового года.-- И, приобняв Рушана, добавил:-- Помни, Татарка своих в обиду не дает...-- Он имел в виду, что Славик живет на Курмыше, где обитала такая же оторва, как и на Татарке. И элегантный Стаин, по которому в тот вечер тосковал не один девичий взгляд, скрылся в толпе танцующих.

Новогодний бал становился все шумнее, напряженнее, сбивались последние компании, чтобы встретить полуночный бой курантов у кого-нибудь дома. Конечно, неожиданно возникший "дуэт" Резникова -- Дасаев не остался без внимания, но в тот вечер вряд ли кто принял их отношения всерьез, ведь казалось: Резникова просто дразнит Славика, а Рушан с удовольствием подыгрывает очаровательной Светланке.

За окнами падал снег, медленно вращалась щедро наряженная елка, в зале заметно поредело, время неумолимо приближалось к полуночи, и властная Светланка, весь вечер не отпускавшая Рушана ни на шаг, сказала:

-- Идем, пора и нам отметить Новый год и начало нашего романа,-- и потянула его бегом к лестнице, ведущей в раздевалку.

Рушан предполагал, что Светланка пригласит его в какую-то компанию,--ей, как и Стаину, везде были бы рады,-- но она, как о давно решенном, вдруг объявила:

-- Ну, теперь идем к нам, нас ждет накрытый стол.-- И видя удивление на лице Рушана, с улыбкой пояснила:-- Да, да, накрытый стол. Я была уверена, что буду отмечать Новый год с тобой, ты моя сознательная и давно избранная жертва. Не жалеешь?-- Наслаждаясь его смущением, добавила: -- А чтобы тебя не мучили угрызения совести или сожаление, скажу -- я точно знаю: в новогодних планах Давыдычевой тебе места нет. Она на днях мне звонила, и мы с ней целый час болтали. Правда, я ей не сказала о ссоре со Славиком, а что мне хотелось, выведала. Представляю, как она сейчас бесится, тебя ведь еще никто не уводил. Но жизнь -- борьба, как нас учат в школе. Ты не осуждаешь меня, Рушан?-- И, приблизившись к нему, вдруг обхватила его голову прохладными руками и одарила жарким поцелуем...

Резниковы жили в десяти минутах ходьбы от школы, и они, свернув с Карла Либкнехта на Орджоникидзе, поспешили вниз к вокзалу, где напротив "Железки" высился заметный особняк за высоким глухим забором. Стояла поистине новогодняя ночь -- с легким морозцем, мягко падающим снегом, и Светланка всю дорогу озоровала, сталкивала его в сугробы, бросалась снежками, пыталась лепить снежную бабу. Целовались почти у каждого дерева, и Рушану всякий раз приходилось опускать в снег завернутые в газету ее лаковые "шпильки". На катке, во дворе "Железки", горела огнем наряженная елка, и стайки подростков в ярких спортивных костюмах мирно катались вокруг нее на коньках, для этой картины явно не хватало музыки, но радостный смех, визг, ошалелые от предчувствия близящегося праздника возгласы слышались издалека...

Ту давнюю прогулку в новогоднюю ночь он прокручивал в памяти потом сотни раз, припоминая все новые и новые подробности. Говорят, что иногда прожитые годы проносятся перед человеком в считанные секунды,-- может и так, но Рушану со временем та пятнадцатиминутная дорога представляется прогулкой длиною в целую жизнь.

Он шел как в бреду, иногда невпопад отвечая Светланке, не до конца понимая, что все эти ласковые слова, жаркие поцелуи, обрушившиеся на него вдруг, адресованы ему... Он никогда не думал, что от этого так может кружиться голова, биться сердце. Порою ему казалось: не сон ли это --надменная Светланка, недоступная Леди, о которой вздыхали многие, рядом с ним?