Рауль Мир-Хайдаров - Налево пойдешь - коня потеряешь

Узаконили бы такой порядок до конца уборки, и, может быть, в следующем году молодежь охотнее ехала бы на хлопок -- слухи о вольготной жизни мусаевской компании разнеслись по окрестным колхозам. А ведь Фролов разрешал еще и съездить домой на день-два, если сборщики заранее, в счет каждого дня отдыха, сдавали сверх положенной средней нормы по шестьдесят килограммов. Поездку зарабатывали честно, все зависело только от тебя самого, и поэтому никто не канючил, не выпрашивал разрешения, не сочинял сказки одну слезливее другой про больную мать или умирающего дедушку, не организовывал фальшивые телеграммы, чтобы побывать в Ташкенте, а необходимость всегда возникает, когда находишься на уборке месяцами.

Но недели за три до конца уборки Фролова неожиданно отозвали в трест, и на его место прибыл Пименов, главный энергетик треста,-- крупный, крикливый, мужиковатого вида инженер, председатель трестовского месткома. Он слышал о стахановской пятерке Мусаева, которую иначе и не называли,-- да и Фролов, передавая дела, упомянул о ребятах,-- но сразу ввел свои порядки. К его приезду поля, конечно, сильно поредели, работали на самых дальних картах, да и на них собирали уже по второму-третьему разу, и привычных сентябрьских рекордов не было.

В первый же день приезда главного энергетика, когда вся компания ужинала, явился к ним гонец из чайханы и сообщил, что их немедленно требует к себе Пименов, всех до единого. Ребята переглянулись, предчувствуя недоброе, потому что раньше было достаточно, если к Фролову ходил кто-нибудь один. Так оно и вышло...

Пименов, заросший рыжей щетиной и успевший неизвестно где вымазаться --он хлопок не собирал, а ходил между грядками, постукивая сухим стеблем по голенищам грязных сапог, или часами маячил на хирмане рядом с весовщиком,--встретил ребят, не скрывая враждебности. Вероятно, его, человека и в тресте не славившегося внешней аккуратностью, которого вечно шпыняли острые на язык женщины, привел в раздражение вид выбритых, аккуратных, в свежих рубашках, благоухающих "Шипром" ребят, которые, как обычно, собирались после ужина на танцы к медичкам, где уже вовсю гремела музыка, долетавшая аж до чайханы.

-- Опять на танцы-шманцы? -- спросил Пименов, недовольно оглядывая компанию.

-- А что, нужно обязательно согласовать с вами? -- язвительно ответил вопросом на вопрос Марик.

-- Прежде всего вы должны согласовать со мной время пребывания на поле. И я скажу со всей свойственной мне прямотой и откровенностью, что не вижу причин для особого режима вашей веселой компании. Для меня все равны, и будьте добры с поля -- со всеми вместе. Что будет, если каждый вздумает работать, как ему удобно, сообразуясь с личной выгодой и собственной логикой? Вы мне тут хитрости бросьте, не развращайте людей. Ваш уход с поля раньше положенного времени я расцениваю как вызов коллективу. Да-да, только так, и не иначе!

-- Так мы же собираем... -- попытался вставить слово Фатхулла.

Но Пименов, даже не повернув головы в сторону Мусаева, перебил:

-- Все собирают, никто не уклоняется. Да и не позволим дурака валять. А кто больше, кто меньше -- не столь важно. Для шести миллионов тонн, что сдает республика, ваши, так сказать, стахановские килограммы -- пылинки и песчинки, и не воображайте себя героями страды. Что это такое? В рабочее время вас видят в райцентре... В баньку, видите ли, захотелось... Другие же как-то терпят, обходятся, а вы чем лучше, почему я должен потворствовать вашей вольнице?

Ребята стояли, переглядывались между собой, обескураженные и обозленные.

-- И не сверкайте глазами, Мусаев, на вас, как на старшем, главная вина и ответственность,-- продолжал, распаляясь, Пименов. -- Что, хотите сказать - Фролов разрешил? Он молод и пошел у вас на поводу, стихия и энтузиазм его увлекли. Но ваша ни с кем не согласованная анархия, думаю, ему даром не пройдет. Многим ваше самовольное и бесконтрольное поведение не нравится, и я, с обычной для меня принципиальностью, доложу в райком по возвращении о вашем безответственном и недальновидном покровителе. В общем, я думаю, что сказал ясно: с завтрашнего дня никакой самодеятельности и на ужин со всеми. А то, что я за вами прослежу особо,-- уж будьте уверены. Все, можете идти! -- закончил он, почти переходя на крик.

-- Так что, нам и собирать, как всем? -- спросил побелевший, как хлопок, Фатхулла, у которого желваки так и ходили на лице.

-- Это ваше дело, тут я вам приказать не могу.

И работа разладилась... Через два дня, возвращаясь в потемках с поля, Марик, который и до среднего сбора не дотягивал, если бы на его счет Фатхулла с Баходыром не сдавали по тяжеленному фартуку, говорил друзьям, словно оправдываясь: