"Средних лет женщина, хорошего здоровья и мягкого нрава, приятной внешности, умелая хозяйка, склонная к спокойной и несуетливой жизни в маленьком городе или селе, хотела бы познакомиться с мужчиной не моложе пятидесяти лет, желательно веселым, общительным, не злоупотребляющим алкоголем..."
Акрам-абзы раз сто, наверное, читал это объявление. Его воображение занимала фраза: "средних лет женщина". Сколько же это на самом деле? Тридцать, сорок, пятьдесят? Поди угадай... Нравилось ему и фраза "склонная к спокойной и несуетливой жизни в маленьком городе или селе". Это словно про их Хлебодаровку.
Правда, встречались объявления, которые его раздражали. Например, такое:
"47 лет. Образование высшее. Меломанка, поклонница литературы и других искусств. Хотела бы познакомиться с мужчиной, близким мне по интеллекту. Материально обеспечена: есть машина, дача..."
Он заочно невзлюбил эту даму, хотя ни по каким параметрам ей не подходил и давала меломанка объявление, разумеется, не в расчете на Сабирова из далекого степного Оренбуржья.
А какое разнообразие было адресов и предложений! Выбирай -- куда хочешь, к кому хочешь, кого хочешь!
"Вдова. Пятидесяти лет, крупного телосложения, брюнетка. Двое детей давно определены и живут отдельно. Имею в Крыму дом, сад. Хотелось бы принять мужчину самостоятельного, хозяйственного, знающего садоводство и цветоводство. Желательно крепкого здоровья и высокого роста..."
С тех пор, как попала к нему случайно эта "Вечерка", Акрам Галиевич каждый вечер рассматривал ее с волнением, как огромную карту мира, висевшую у него в сельсовете. Как иного путешественника манят города с таинственными, малознакомыми названиями, так и его манили эти объявления. Иногда он жалел, что у него только один-единственный номер, и даже на почту сходил, поинтересовался, нельзя ли на эту газету подписаться с ближайшего месяца. Огорчили, сказав, что только с нового года.
В иные вечера он так засиживался за газетой, что забывал зайти на вечерний самовар к соседу.
Жолдас-ага, в такие дни долго не дававший жене команду заносить самовар, поглядывал за тщательно выкрашенную низкую изгородь, разделявшую их дворы, и, не видя обычно копавшегося во дворе соседа, думал: "Загрустил Акрам без Верочки, и не время бередить его раны". Он сам заносил самовар в дом и, улыбаясь в свои редкие приспущенные усы, озорно грозил: "Погоди, друг мой, сосед, женим мы тебя. Негоже человеку в старости одному оставаться. Дай только срок, чтоб по-людски все было, уж больно высоки наши годы для насмешек, и не нам дурные примеры подавать молодым и топтать не нами заведенный порядок..."
А его друг в это время перечитывал уже, наверное, в сотый раз: "Блондинка, хрупкого сложения, хотела бы выйти замуж за доброго, пожилого человека в сельской местности..." -- и уносился мыслями то к "хрупкой блондинке, уставшей от города, шума и личных неудач в жизни", то в Крым, к "брюнетке крепкого телосложения", жившей в огромном доме с садом, спускающимся к ласковому морю. В объявлении брюнетки его настораживало условие: "мужчина высокого роста". Хотя Акрам Галиевич и вышел ростом, но гигантом не был, а что имела в виду "вдова пятидесяти лет", было не совсем ясно. Вдове, наверное, подошел бы другой его сосед, почти двухметровый Иван Гаврилюк, так с того собственная жена глаз не спускала, и не то что в Крым -- в соседние колхозы на сельхозработы не отпускала без скандала с Ивановым начальством. Может быть, Иван и сбежал бы в Крым, в дом с садом на берегу моря,-- уж он-то наверняка подходил всем требованиям вдовы кроме, пожалуй, цветоводства,-- но у него не было такой бесценной газеты, способной круто изменить его жизнь.
Хоть и редко, но встречались и мужские объявления. Одно из них Акрам-абзы ни за что не напечатал бы -- слишком уж оно, на его взгляд, было оскорбительным для женщин. За строками объявления ему виделся эдакий современный кулак, куркуль, и почему-то хотелось винницкого жениха неопределенного возраста познакомить с меломанкой 47 лет, имеющей машину и дачу.
"Ищу женщину крепкого здоровья, не старше 45 лет, работящую, умеющую обиходить скотину (корова, свиньи), птицу (индюки, гуси). Имею каменный дом в пригороде Винницы с садом на 18 сотках земли, пасеку. Не пью, не курю, домосед. Не плясун и не говорун..."
Почему-то обращение к прекрасному полу "не плясуна и не говоруна" из-под Винницы каждый раз привлекало внимание Сабирова. Что-то было в нем знакомо нотариусу, вызывало одновременно и грусть, и смех, и улыбку, и злость. В иные дни мысли кружились только вокруг владельца богатого поместья. Даже на службе, совсем некстати, ему вдруг вспоминался этот сердечно-хозяйственный зов...
Читать дальше