Андрей Молчанов: Перекресток для троих

Возникла пауза, заполненная ровным гудом мотора.

- Ну и чего думаешь? - спросил я, проникаясь идеей.

- Я думаю! - сказал Михаил с тоской. - Толку! Доски расчищать надо, а это реставратор... где он? Потом язык - ни хрена же не соображаю, как глухонемой...

Я поразмыслил. Один художник, впрочем, может, и не художник, а как раз реставратор - в тонкости его специальности я не вникал, был мне известен. Олег. Школьный дружок. До армии мы с ним встречались в его мастерской: выпивали среди скульптур и живописи. Но возьмется ли он за иконы? Я почувствовал, что включаюсь в жизнь.

- С реставратором уладим, - сказал я. - Язык тоже... подвешен. А вот клиент - это уж...

- Клиент - что? - Мишка рулил, напряженно смотря на дорогу. - Клиент будет. Как бы остальное утрясти... Знаешь, заезжай вечерком... Прямо сегодня. И решим. - Он остановил машину у военкомата. - Жду?

Я кинулся к дежурному: так и так, прибыл...

- С двух часов! - был краткий ответ.

- С двух часов, - сказал я Мишке. - Попали!

- Ну это... я не... - Развел он руками. - Работа. А может, ты завтра? Не обязательно же сегодня?

- Обязательно сегодня, - сказал я. - И никак иначе. - Мне в самом деле хотелось восстановиться в гражданском статусе именно сегодня и навсегда.

- Тогда... вечером, - сказал Михаил. - Часов в семь. Жду. Адрес, думаю, не забыл.

Синеватый дымок поплыл из выхлопной трубы, оранжево мигнул сигнал поворота, "Волга" круто развернулась и, юркнув в просвет между спешащими машинами, затерялась в их потоке.

А я остался. В одиночестве пустого ожидания.

Подъехал троллейбус. Кто выйдет из дверей первым? Я загадал: если кто-то такой, ну... приятной, скажем, наружности - все будет нормально. Сам не знаю, кого я хотел увидеть и что именно подразумевал под этим "все будет нормально".

Двери, скрипя створками, распахнулись. С передней и задней площадок одновременно и, я бы сказал, синхронно - вышли два старика. Оба с палочками. Один хромал на левую ногу, другой - на правую. Столь же синхронно они поковыляли в разные стороны. Я на секунду прямо-таки обалдел. Непонятное знамение.

МАРИНА ОСИПОВА

Вскочила в вагон метро, и тут же кто-то довольно настойчиво потянул меня за рукав. Обернулась. Мой первый муж. Вот встреча... Честное слово обрадовалась. Да и он тоже. Ну а почему бы и нет, действительно? Да, развелись, не сложилось, но не враги же и не чужие... А все-таки грустно. Говорили, улыбались, но как бы через прозрачную перегородку. Прошлое нас связывает, а настоящее разъединяет. У него семья, дочь... Странно, я ревную, идиотка...

Две остановки, и вот он выходит, коснувшись моего локтя, теряется в толпе, а все еще вижу перед собой его лицо, печально бодрящиеся в улыбке глаза... Встретимся ли вновь?

Поезд уносится в черноту, в стекле вагона серые силовые кабели и отражения людей.

Смутно как-то... Он любит меня. Я знаю - любит. Но это потеряно, кончено, это уже там - вдалеке пережитого.

Возникает дурацкая мысль: что будет в душе одного из нас, когда он узнает о смерти другого? Какая дрянь лезет в голову! А все же? Нет, лучше об этом не думать. Забыть. Но не забудешь ведь. Человек жив прошлым своим. Спохватываюсь: не спросила, как его родители... И вспоминаю одновременно день нашего разрыва. Внешне прелестный денек. Солнышко. Гудят фонтаны. Мы идем по аллее посольства - оранжевый песочек, пальмы, кустарники в кровавых и сиреневых цветах, кактусы... Африка. Муж идет. Свекор. Свекровь. Противные слова, что-то в них огородно-неудобоваримое... Иду я. Муж здесь работает, а я и его родители здесь в гостях. Вчера прилетели.

- Марина, деточка, - говорит свекровь, - пойми меня как мать. Он, - это она про моего мужа, - не в силах так жить. Ты - там, он - здесь. Вам надо определиться, от этого зависит его карьера. А ты жена, и главное для тебя интересы мужа, создание ему всех условий работы и быта, что составляет весь смысл нашей... женской судьбы, поверь! - Звучит с пафосом. Я ей не верю. - Твое актерство... - продолжает мама мужа горько и сладко одновременно. - Да, сейчас ты где-то там снимаешься, возможен успех, да... Но это несерьезно, это жалко, в конце концов! Затем богемное окружение, разврат... - Ее полное благонравное лицо под сенью панамы с декоративным цветком из блекло-голубой ленты идет брезгливыми складками. - Ужасно! Ты все же жена дипломата! - Последнее слово произносится с благоговением. Она также жена дипломата. Ныне пенсионера.

Пенсионер-свекор - округлого покроя бородка, пенсне, лакированные штиблеты с обрубленными носами - идет рядом, тяжко и задумчиво вздыхая.