Анна Данилова - Любовница не по карману

Я вообще всегда боялся подойти к красивой женщине, и не потому, что я такой уж трус, нет, просто я знаю, что некрасив, ничем не примечателен и, подойди я к такой женщине, меня просто подняли бы на смех. Моя жена Нина была женщиной красивой, но ее красота была какого-то другого сорта, не знаю, как это объяснить, но я ее не боялся, знал, что она не откажет мне, будет моей. Думаю, это читалось в ее взгляде. И я не ошибся. Думаю, поэтому-то я и женился на ней, потому что заранее знал: мне с ней будет комфортно, она будет любить меня, заботиться обо мне и предоставит мне свободу. Не ту свободу, о которой мечтают мужчины, нет – мне свобода нужна была для моих занятий, для того, чтобы я мог спокойно, не терзаясь угрызениями совести, проводить долгие часы в лаборатории. И когда у меня была Нина, я не позволял себе интрижек со своими лаборантками, мне бы такое даже в голову не пришло. Это случилось гораздо позже, когда у меня начались проблемы с Зоей.

Так вот. Зоя. Не будь она такой избитой и несчастной, я бы не подошел к ней. Ее красота дорогого стоит! Если бы она стояла на обочине дороги, закутанная в меха, как та женщина из сугроба, я бы не осмелился к ней подойти и уж тем более обнять.

Женщина из сугроба. Однажды я возвращался домой, шел через парк. Была зима, ночь, а под фонарем в сугробе, привалившись спиной к дереву, сидела молодая женщина в соболиной шубе. Женщина необыкновенной красоты. Ни капли вульгарности – красота брюлловская, ренуаровская. Это была роскошная женщина. Если бы она стояла, а не сидела в снегу, я не подошел бы к ней, подумал бы, что она просто ждет кого-то. А так… Я сразу понял, что ей плохо. Нормальный человек не будет ночью сидеть в сугробе. Я сначала прошел мимо, но задержался, повернулся и подошел к ней, взял ее за руку и, пробормотав что-то вроде: «Так нельзя, поднимайтесь, вы же простудитесь!» – вытянул ее из сугроба. Она была, как мне показалось тогда, в полуобморочном состоянии. Женщина ухоженная, накрашенная, как кукла, вот только помада немного размазалась… Я спросил ее, куда ее отвести, и она, привалившись ко мне, сказала, что ей нужно в реабилитационный центр, там ей дадут горячего супа, уложат спать. Что она – жертва семейного насилия. Я видел жертв семейного насилия, это несчастные, измученные существа. В моей лаборатории работала Сашенька, бедная хрупкая женщина, которую муж-тиран избивал до полусмерти, а она все от него терпела, боялась его страшно, он потом утонул в пруду, а Саша моя уволилась и вернулась к матери в деревню, теперь она работает на молочной ферме.

Я ответил, что могу проводить ее домой или к подруге, в ответ она как-то странно улыбнулась и покачала головой. Я не сразу понял, что она пьяна. И от нее, кроме духов, пахнет и алкоголем. Она была так прекрасна, так соблазнительна, что мне доставляло удовольствие находиться с ней рядом. Я понимал, что даже на это не имею права, ведь она не моя, но замер, обнимая ее, разглядывая то, что мне не принадлежало. Она была без шапки, русые кудри обрамляли ее тонкое, с бледными щеками и темными огромными глазами лицо. Когда я вытягивал ее из сугроба, полы ее длинной шубы распахнулись, и я успел увидеть в разрезе узкого черного платья белые красивые колени в тонких светлых чулках. На женщине были черные замшевые сапожки на высоких каблуках. Мысленно я уже подхватил ее на руки и понес к себе домой. И мне тогда в моих фантазиях было все равно, что скажет и как отреагирует на это моя жена. Думаю, Нина, со свойственной ей добросердечностью и одновременно практичностью, бросилась бы разувать ее уже в передней, чтобы не испачкать паркет, а потом уложила бы ее на диван, приготовила бы горячего чая… Я же – мысленно – бросил ее прямо в шубе и сапожках на кровать и принялся жадно целовать…

Конечно, буквально через несколько минут на заснеженной аллее появился господин в длинном меховом пальто и в шляпе. Спокойный, уверенный в себе. Не обращая внимания на меня (думаю, он не ударил и не пристрелил меня, державшего эту женщину в своих объятьях, исключительно благодаря моей интеллигентной и безопасной внешности – испуганное лицо, очки на носу, ботаник ботаником), он подхватил женщину, ее голова тотчас покорно легла на его плечо, и, приговаривая: «Маша мне так и сказала, мол, ищи ее в парке, в сугробе… Лиза, ну нельзя же так, ей-богу! Что за дурь такая – в сугробе сидеть?! Застудишься, милая…», увлек ее за собой. Потом он вдруг вспомнил обо мне, повернулся, снял шляпу и кивнул мне, склонился в поклоне, мол, благодарю. Вот он, хозяин этой женщины с красивым, хрустальным именем Лиза, подумал я. Домашний тиран и насильник. Я сразу понял это, потому что счастливая в браке женщина не стала бы интересоваться реабилитационным центром, местом, куда бегут, чтобы скрыться от побоев, избитые, искалеченные мужьями женщины. Иначе откуда бы этой Лизе знать, что ей там дадут горячего супа и уложат спать, предоставят ночлег, временное убежище?