Анатолий Безуглов - Изувер

Директор вздыхал и охал, что ему досталось тяжкое наследство. Производственная база никуда не годится, не хватает квалифицированных кадров, материалы приходится выбивать с боем.

- Только Ветров мог тянуть эту лямку 5 _ со вздохом сказал он. - А я не умею бить поклоны начальству. Мне претит ловчить, химичить... Дайте фонды, гарантируйте поставщиков - тогда я развернусь...

Директор знал Ветрова только понаслышке и мало что мог сообщить о покой ном.

Поразмыслив, Гольст решил поговорить с председателем группы народного контроля. Тот работал в полуподвальном помещении. В здании витали запахи масляной краски, свежей извести, свежераспиленного дерева. И все это вперемежку со столярным клеем и ацетоном.

Проходя мимо одной из комнат, следователь увидел, что там трудятся маляры. Внизу, в цокольном этаже, стоял сырой холод.

- Саранцев, - представился Гольсту мужчина лет тридцати пяти, в синем халате, надетом поверх телогрейки. Это и был председатель группы народного контроля. Несмотря на холод, он всегда был весел.

- Слава Богу, начали ремонт, - сообщил Саранцев следователю. - Новый крепко взялся за дело. И правильно. Перво-наперво надо создать людям условия на рабочих местах.

- Да, атмосфера у вас, прямо скажем, неуютная, - поежился следователь.

- Ничего! - оптимистично заявил Саранцев. - Это временно. Через неделю поднимемся наверх. Хоть и негоже плохо говорить о покойнике, но Ветров больше думал о том, как бы поуютнее оборудовать дачу в Быстрице, а не цеха...

- Приходилось воевать с ним? - спросил Гольст.

- Еще как! - вздохнул Саранцев. - Ладно, что теперь вспоминать. Нет человека...

- И все же я хотел бы поговорить именно о нем, - сказал следователь.

Они поднялись наверх, в пустую, только что отремонтированную комнату.

Поначалу Саранцев говорил неохотно _ чего, мол, ворошить прошлое. Но постепенно разговор наладился. Председатель даже начал горячиться слишком много, как оказалось, накопилось обид от прежнего директора. Выяснилось, что Ветров злоупотреблял служебным положением - дача практически построена из материалов, добытых якобы для ремонта фабрики. Окружил себя людьми, готовыми делать все, что он прикажет. Вместе делали "навар".

- Какой? - поинтересовался следователь.

- Сам-то Александр Карпович в огонь за каштанами не лез... Все норовил чужими руками... Например, каждый год посылал своего "мальчика" - так мы называли его прихлебателей - в командировку во Владивосток. На целых два месяца. За счет фабрики. И чем, вы думаете, занимался этот "мальчик"

на берегу Тихого океана? - спросил Саранцев и сам же ответил: Фотографировал. На пляже. Привозил выручку до пяти тысяч. Куш, конечно, делил пополам с Ветровым.

- Как вы узнали это?

- Узнали, - усмехнулся Саранцев. - Помимо проезда, командировочных, материал тоже был наш фабричный. Фотобумага и прочее...

Вскрывала группа народного контроля и другие "художества" прежнего директора.

- Ну и что же вы предпринимали? - задал вопрос следователь.

- Ставился вопрос...

- Результаты были?

- А как же, - снова усмехнулся Саранцев. - Я получил выговор. У Ветрова была рука где надо...

"Честнейший человек", - вспомнил Гольст слова Бориса, сказанные об отце. Неужели близкие не знали, откуда дача, дорогие мебельные гарнитуры, деньги на "Волгу"? Или Александр Карпович, как Янус, имел два лица: на службе - одно, а дома - другое?

То, что у Ветрова были доходы помимо зарплаты, следователь заподозрил, когда выяснил, какой оклад у директора фабрики. На трудовые деньги он не мог построить такой коттедж, который красовался в Быстрице на участке Ветровых, кстати, самом большом в поселке. Какими же чарами окутал Александр Карпович местные власти, чтобы получить лишние сотки? Эго тоже предстояло выяснить.

Гольст побеседовал еще с несколькими работниками фабрики. Самое удивительное заключалось в том, что почти все хвалили Ветрова. Однако в похвалах умершему директору слышался один мотив: сам умел жить и другим давал.

Например, когда не шел план, Александр Карпович знал, где можно надавить в верхах. Задание корректировали, и в результате коллектив получал премию.

Ветров покупал уважение и авторитет копейкой, полученной обманом, очковтирательством. Короче говоря, ореол "честнейшего и уважаемого" постепенно исчезал.

Как только Гольст попытался выяснить, не замечали ли сослуживцы у покойного директора признаков психической болезни, все таращили глаза: нормальный, жизнелюбивый человек и весьма себе на уме. Какая уж там шизофрения.