Рауль Мир-Хайдаров - Пешие прогулки

А тут и новая тема стала занимать его. Разве он не должен как-то обобщить опыт последнего года жизни в этом необычном со всех точек зрения для юриста городе. Будь Амирхан Даутович лет на двадцать моложе, он, конечно, не задумываясь, назвал бы деяния своих новых земляков незаконными. Но, подойдя к пятидесятилетнему рубежу, позабыв о спецбуфете и спецпайке, он теперь не был столь категоричным. Однажды, совсем не в плане, "законно или незаконно", у него вырвалось: "Как много удобств в этом городе!" И в самом деле: нужен небольшой ремонт в доме — нет проблем, чайхана, где собираются малярных дел мастера, за углом. Корзину цветов ко дню рождения жены? Оставьте на базаре адрес цветочницам — к определенному часу у вас дома раздается звонок. Перекрасить машину, устранить вмятину — это у Варданяна, на выезде из города. Хорошо сделает? Обижаешь — золотая голова, золотые руки.

У вас свадьба, день рождения, голова кругом идет — никогда не принимали гостей больше пяти пар? Ничего страшного — в обед возле автостанции найдите Махмуда-ака. Плов на сто человек, триста палочек шашлыка, двести горячих самсы, сотню горячих лепешек? Все будет обеспечено по высшему разряду. Живете в коммунальном доме? Нет проблем. Сделают навесы, собьют временные столы у вас же во дворе.

Зная не понаслышке о состоянии общепита, Амирхан Даутович сам охотнее ходил в чайхану при автостанции, чем в заводскую столовую. Ну ладно, в этом городе так случилось, неожиданно, незапланированно, и жизнь сама отрегулировала существование жителей. И стало очевидным, что индивидуальная деятельность не помеха государству, а подспорье — вон как расцвел город, вместо того чтобы захиреть после закрытия рудника.

Конечно, не всякая деятельность во благо. И не оттого ли, что многие понимают незаконность своей жизни, так переполнены по вечерам рестораны: гуляй, однова живем! Узаконь, разреши, помоги на первых порах, пусть поверит народ, что всерьез и надолго, и вряд ли кто из местных будет заглядывать столь часто в "Лидо". С годами Ликург понял, что хоть запретить легче легкого, да сила закона совсем не в запрете — многие запреты только вредят делу, на интересе должен держаться закон.

Конечно, никому он о своей работе не говорил, в помощи ничьей не нуждался, да и кто и в чем мог помочь ему? Скорее следовало оберегать свой труд от любопытных — узнай кто, чем занимается бывший прокурор, скорее всего подняли бы на смех: тоже законодатель выискался! А уж поверить в то, что даже не закон, а какая-то строка его могла родиться в обшарпанном кабинете юрисконсульта консервного завода — вряд ли нашелся бы хоть один такой человек. Здесь властвовала иная психология: законы вынашиваются и рождаются где-то там, наверху, в огромных роскошных кабинетах, где уходящие в высоту стены обшиты темным мореным дубом.

И в тот вечер, когда он единственный раз зашел поужинать в "Лидо", встреться Азларханов случайно с кем-нибудь из бывших коллег, окажись с ними за одним столом, он, конечно, не обмолвился бы ни словом о главном сейчас деле своей жизни. Ну, этого разговора он, положим, избежал бы. Но разговора о том, как он, один из самых известных областных прокуроров республики, покатился вниз, избежать вряд ли удалось бы.

Да, разговора о собственной жизни, о судьбе Ларисы, ему вряд ли удалось бы избежать…

Как-то вечером, когда он вернулся с прогулки, у двери раздался звонок. Время было позднее, гостей он не ждал — в этом городе почти ни с кем не общался, поэтому ночной звонок удивил. Все же дверь он открыл. В полутьме на лестничной площадке стояли двое — из тех, что раскланялись с ним недавно из-за соседнего столика в "Лидо".

— Добрый вечер, Амирхан Даутович, — приветствовали ночные гости хозяина дома. — Проезжали мимо, видим огонек, решили зайти проведать, не возражаете?

Теперь, лицом к лицу увидев этих мужчин — каждому едва ли было за сорок, Амирхан Даутович убедился еще раз, что он их не знает. Нельзя сказать, чтобы бывший прокурор обрадовался ночным визитерам, но он не испугался и не растерялся. Терять ему в этой жизни больше было нечего: все дорогое уже потеряно или отнято. Поэтому он шире распахнул картонную дверь своей квартиры и пригласил нежданных гостей в дом.

Те прошли в комнату, представились. Повыше ростом, голубоглазый, уверенный, назвался Артуром Александровичем, а другой, чернявый, вертлявый — Икрамом Махмудовичем. Амирхан Даутович предложил сесть, но гости усаживаться не спешили. Оглядев более чем скромную обстановку в комнате, Артур Александрович сказал: