Рауль Мир-Хайдаров - Судить буду я

Ильяс Ахмедович машинально, со всеми, выпил коньяк, ощущая себя под гипнозом серых, чуть навыкате ледяных глаз собеседника, и вдруг как бы с обидой обронил:

— Почему же от меня, мне он не мешает, пусть живет…

Он даже удивился своему ответу, прозвучавшему, на его взгляд, смело и остроумно. Но хозяин дома, обладавший мгновенной реакцией, словно перевернув пластинку, пояснил:

— Если вам не нравится такая редакция — скажу по-другому: ваша жизнь зависит от смерти Парсегяна.

— Я должен его убить? — испуганно прошептал побледневший стоматолог.

— Какие ужасы вы говорите, доктор, фу… Он умрет своей, естественной смертью, и ни одна экспертиза не докажет обратного, проверено не раз. Но только вы имеете к нему доступ, иначе мы бы обошлись без вас. Если вы фаталист — считайте, это ваша судьба, ее не объехать…

Он достал из кармашка жилета тоненькую пробирочку, на манер тех, в которых продают пробные партии духов. В ней на донышке перекатывался черный шарик размером с треть самой маленькой горошины.

— Вот этот катышек вы должны вложить ему завтра под пломбу. Он отойдет в мир иной ровно через тридцать дней — и наши проблемы решатся сами собой. Таким сроком мы располагаем, терпим. Ну, услуги такого рода всегда высоко оплачивались, не будем мелочиться и мы.

Один из сидевших за столом молодых людей, кавказской внешности, подал черный пластиковый пакет, и хозяин дома выложил перед Ильясом Ахмедовичем пять пачек сторублевок в банковской упаковке.

— Здесь пятьдесят тысяч, сумма немалая, даже в инфляцию.

Доктор никак не реагировал. Обрывая затянувшуюся паузу, водитель вдруг зло добавил:

— Наверно, если бы КГБ попросило подложить это же самое Парсегяну как врагу народа, вы сделали бы это не задумываясь и бесплатно…

— Я не могу этого сделать… Вы ведь сказали, что он умрет.

— Да, конечно, умрет, гарантировано. Но вы должны понять, мы загнаны в тупик, отступать нам некуда. Если вы не согласитесь, живым отсюда не выйдете. Причем на раздумья у вас осталось лишь полтора часа, иначе жена позвонит на работу, и вас начнут разыскивать, а там могут догадаться, что исчезновение связано с посещением вашего кабинета тщательно оберегаемым Парсегяном. Но мы не дадим появиться такой версии. Вы погибнете случайно, после выпивки, под угнанным самосвалом, он уже стоит на обычном вашем маршруте от автобусной остановки до дома. Мы повязаны одной цепью, выручайте, доктор…

— Нет, нет, я не могу убить человека! — закричал доктор и попытался рвануться к двери, но его ловкой подножкой сбили с ног. Затем подняли, надели наручники, заткнули кляпом рот и, отведя в комнату без окон, сказали угрюмо:

— Извините, доктор, у вас теперь остался только час, поймите нас…

Минут через сорок, осознав весь ужас своего положения, свою гибель ни за что, за чьи-то непонятные интересы, он забарабанил ногами в дверь.

Судя по картам и деньгам на столе, они играли по-крупному, но не это удивило Ильяса Ахмедовича. На столе стоял будильник, и стрелка подходила к назначенному сроку. Этот будничный красный будильник вселил в него больше страха, чем все жесткие слова хозяина дома, и доктор обреченно сказал:

— Я согласен, давайте вашу пробирку…

Дома он был через полчаса. Когда вешал пальто в прихожей, увидел, что из внутреннего кармана высовываются пачки сторублевок.

Прокурор Камалов, вернувшийся в больничную палату, выжидал, что же предпримет Миршаб, которому он открыто предъявил счет. Заканчивалась третья неделя нового года, но никаких событий не последовало, правда, Хуршид Азизович уже знал, что после его визита в "Лидо" Миршаб звонил в травматологию, якобы желая поздравить с Новым годом и занести праздничный ужин, этим звонком он выяснил, выписался прокурор или нет. Конечно, пока он лежит в больнице, Миршаб располагает большей свободой маневра, сейчас он лихорадочно что-то организовывает — но что он затевает? Ничего нового из отдела по борьбе с мафией не поступало, впрочем, этого и следовало ожидать. Салим Хасанович наверняка учел промахи своего друга и шефа Сухроба Ахмедовича Акрамходжаева, Сенатора, просто так в руки прокурору не дастся. Это человек, загребающий жар чужими руками.

Размышляя о покушении на трассе Коканд-Ленинабад, о гибели жены и сына, смерти Айдына, когда тот, читая по губам, записывал на магнитофон секретное совещание у него в кабинете, оказавшегося выходцем из Аксая, из окружения хана Акмаля, — прокурор выстраивал четкий треугольник: Сенатор, хан Акмаль и Миршаб. Конечно, в эту компанию попадал и Артур Александрович Шубарин, Японец, но отъезд в Германию задолго до ферганских событий ставил его несколько особняком. К тому же он помнил сказанное начальником уголовного розыска республики полковником Джураевым: "Шубарину нет смысла желать вашей гибели. Он понимает: ни Миршабу, ни Сенатору не нужны ни рынок, ни свободное предпринимательство, а путь к правовому государству, в котором он заинтересован как банкир, лежит через вас…"