Рауль Мир-Хайдаров: За все наличными

Беглец протянул Зуко стодолларовую купюру, и машина, дав длинный музыкальный аккорд из неувядающего на Кавказе "Сулико", мощно рванула с места.

"Прощай, Чечня! Прощай, Грозный! Прощай, кавказский плен!" — хотелось кричать беглецу, но он с трудом сдержался, хотя сердце, казалось, вот-вот выскочит от радости.

"Волга" ставропольского Андрея, видимо, постоянно моталась на Северному Кавказу, потому что на постах ГАИ он выходил не волнуясь, со служивыми людьми здоровался небрежно за руку и разговаривал запанибрата, ничто не осталось без внимания наблюдательного пассажира. И это также было удачей -значит, не станут проверять документы и рыться в его сумке: и то, и другое было крайне нежелательным. Машина была оснащена приемником с магнитофоном, но записи у Андрюхи оказались сплошь блатными, и беглец время от времени просил переключиться на радио. Слушая последние известия из Москвы, он невольно с улыбкой ловил себя на мысли, что вот-вот прервется передача и чеченское радио сообщит в эфир о побеге тщательно охраняемого пленника, его приметы, примерный возраст и во что тот одет. Эта нелепая мысль, впрочем, навела его на более серьезные раздумья. Только в машине Андрея он осознал, что три года — а это в ошалевшей России большой срок — он жил нереальной, почти киношной жизнью и следовало, чтобы не вляпаться в очередную историю, резко переключиться на настоящую, суровую, безжалостную действительность, ту, что мелькала за окном стремительно несущейся к Ростову машины. Расслабиться он не мог себе позволить еще долго.

И, пытаясь вникнуть в эту новую жизнь, он спросил водителя:

— Судя по номерам, вы ставропольский... Как там относятся к своему знаменитому земляку простые люди, интеллигенция?

— К Горбачеву, что ли? — переспросил тот на всякий случай.

— Да, к нему, конечно, он ведь один у вас так высоко залетел...

— И слава Богу! Хватит одного ирода. — И парень зло, непечатно выругался.

— За что же вы его так? Он ведь вам свободу дал, предпринимательство разрешил. Раньше, наверное, так откровенно не покалымили бы...

— А раньше в этом и необходимости особой не бы-ло, — отозвался Андрюха. — На Ростов дважды в день из Грозного мягкий автобус ходил, и билет стоил восемнадцать рублей. А с вас Абдулла сколько взял? Вот то-то и оно — людям мозги не запудришь, прозревать начал народ.

— Да, я вижу, вы политик, прямо трибун, — подзадорил беглец заведшегося с пол-оборота парня.

Тот вдруг рассмеялся:

— А вы словно с луны свалились, как сказочный Иванушка, три года на печи просидевший: про Горбачева спрашиваете. Другие за это могут и морду набить... Пока он в Россию-матушку только нищету и раздор принес, а скоро, ох скоро, чую, и кровь русская прольется. Я хоть и простой работяга, а у вас в Чечне каждую неделю бываю и вижу, что войны не миновать. У вас полмиллиона людей под ружьем, по закону каждый чеченец имеет право носить оружие, автоматы на базаре рядом с арбузами продают, патроны, как картошку, ведрами покупают. Разве можно было такому недовольному и воинственному народу горы оружия оставлять, тяжелую артиллерию, минометы, "Град", самолеты. Туда уже скот отовсюду угоняют, транспорт, поезда грабят в открытую. А дураки в Москве шлют составы с добром и шлют, и нефтепроводы двадцать четыре часа в сутки гонят сырую нефть в Грозный на переработку, а свои заводы дома без этой самой нефти стоят. На денежки русские Дудаев армию строит, автоматы "Борз" на поток поставил. Наверное, в Москве, в Белом доме и Думе, многим от него перепадает: и за грузовые составы, и за нефть, и за оружие. Народ все видит, все понимает... Знает, что от нашего ирода — язык не поворачивается назвать его земляком — ниточка тянется, он эту кашу заварил. Были раньше на Руси Иваны Сусанины, а пошли ныне Мишки Горбачевы... — закончил парень горестно и надолго замолчал.

"Вот и первый экскурс в реальную жизнь состоялся. Чего доброго, еще и по морде схлопочешь за такие вопросики", — подвел невеселые итоги пассажир. О том, что в Чечне готовятся к войне, он знал как никто другой и, как русский человек, маялся, что не может сообщить куда надо о грядущей беде, а тут, оказывается, об этом знает рядовой водила. В Отечественную немцы уже, что называется, у нашего порога стояли, а мы им все отправляли состав за составом: с хлебом, углем, сталью... снова на грабли наступаем, только, пожалуй, похлеще — сами вооружаем и кормим своих будущих убийц.

Но о политике сейчас думать не хотелось, какой-то внутренний голос нашептывал: "Ты о себе позаботься вначале, кто ты сейчас без имени, без фамилии, без паспорта?"