Рауль Мир-Хайдаров - За все наличными

В Лувре он уже побывал вместе с Натальей сразу после посещения Монмартра, но однажды его вновь потянуло туда — спокойно посмотреть еще раз зал близких его душе импрессионистов. Но на этот раз ему неожиданно выпала удача. В зале современных художников он увидел изумительный парадный портрет Рудольфа Нуриева, под чьим патронажем проходил фестиваль. Но главным оказалось то, что картина была кисти российского художника Эдуарда Шагеева, того самого, чью огромную картину "Сон эстета" он купил для интерьера в свою мастерскую-студию как раз накануне отлета в Париж.

В Париже Тоглар часто и с благодарностью вспоминал Эйнштейна, это ведь с его легкой руки он вызвал Наталью в Москву и уговорил отметить Новый год в европейской столице.

Вспомнив в очередной раз про Георгия, Константин Николаевич купил в подарок ему, Аргентинцу и Дантесу, заядлым картежникам, по большому набору французских карт высочайшей полиграфии — смесь шелка, льна, хлопка, качественных сортов бумаги, а о красках, рисунках, сделанных известными художниками Европы, и говорить не приходится — так и просятся в руки. Зная страсть Эйнштейна к аксессуарам, Тоглар приобрел ему по дюжине шейных платков от Эрмеса и галстуков от Кардена. Наткнувшись на ювелирный магазин "Картье", вспомнил о визитных карточках, так поразивших его воображение в "Пекине", и тут же заказал себе сотню из сусального золота, правда, больше часа бился с тамошним художником, пока не придумали сложную монограмму из его инициалов: К.Н.Ф., обозначил же он себя на визитке кратко и скромно -художник.

Не забыл Тоглар и про подарки для Виленкина, с которым переговаривался по телефону каждые три дня. Дела на Кутузовском проспекте продвигались успешно, хотя до завершения было еще не близко. Но в Париже Константин Николаевич несколько успокоился: Наталья была рядом, а жить в "Метрополе" совсем не плохо, на худой конец, можно было еще куда-нибудь слетать отдохнуть, например на острова в теплом Индийском океане, — наверное, приятно среди зимы вернуться в Москву загорелым. Не прав был поэт, когда с грустью написал:

Коль нет цветов среди зимы,

Так и грустить о них не надо.

Жаль только, поздновато открылись и границы, и возможности...

Для дизайнера Виленкина Тоглар накупил журналов, книг, альбомов по оформлению интерьеров в жилых зданиях, офисах, банках, ресторанах, барах. Константин Николаевич бегло перелистал их у себя в номере и с удовольствием отметил, что московский дизайнер нисколько не уступает прославленным коллегам из Парижа, особенно если судить по салону "Ягуар-стиль" в гостинице "Софитель-Ирис". Тоглар лишний раз убедился в верности своей теории — если человеку дан талант, он проявится где угодно, при любых условиях, пример тому и Джон Кранко, и Рудольф Нуриев, да и его дед — художник Фешин.

Дни в Париже таяли как свечи в шандале, первое совместное путешествие с возлюбленной подходило к концу, все чаще Наталья возвращалась с примерок с готовым заказом, сияющая от счастья, и эти минуты доставляли Константину Николаевичу большую радость. Она часто звонила в Ростов, домой, подружкам, и все торопили ее вернуться. Она и сама стала собираться домой, узнав, что ее мать попала в больницу, пришлось запастись здесь нужными для нее лекарствами. Выходило, что в Москве Наталья не остановится, прямо из Шереметьево-2 поедет в аэропорт Домодедово и улетит в Ростов.

В тот день, когда на Елисейских полях был назначен бал-банкет по случаю закрытия фестиваля, Тоглар с Натальей вернулись в гостиницу с прогулки по городу пораньше. Вечернее платье для бала лежало в номере уже два дня, да и другие заказы были упакованы к отъезду. Наталья, не раз примерявшая платье для вечера и демонстрировавшая его Константину Николаевичу, неожиданно решила сходить в парикмахерскую, сделать новую прическу, подходящую для выхода в высший свет. Ее примеру решил последовать и Тоглар, в Париже они были уже около двух недель и подстричься не мешало, да и любопытство брало, как работают французские цирюльники.

Вдвоем они спустились на первый этаж, где располагались мужской и женский салоны. Наталье повезло больше, для нее в дамском зале оказалось свободное кресло, а в мужском салоне Константину Николаевичу пришлось немного подождать, оба мастера, судя по всему итальянцы, потомки вездесущего Фигаро, были заняты. В небольшом уютном холле на мраморном столике лежали газеты, журналы, рекламные проспекты. Русских газет пока французские отели не держат, и, чтобы скоротать время, Тоглар взял богато иллюстрированный еженедельник — даже не владеющему языком иные фотографии говорят о многом. Но листать журнал долго не пришлось, снимок на второй или третьей странице задержал его внимание надолго. На добротной мелованной бумаге был заснят роскошный номер люкс в дорогом лондонском отеле "Лейнсборо". Роскошь интерьера, цветовое и пространственное решение и привлекло вначале его внимание, все убранство комнаты, живые цветы, шторы, жалюзи идеально уложились в цветной снимок, да и ракурс был сделан удачно, — как говорится, все попало в кадр, всему нашлось место. Наверное, увлекшись цветовой гаммой, он вначале не заметил главного в кадре: на вишнево-красном персидском ковре, устилавшем пол комнаты, лежали вразброс, как в балетной сцене, два молодых человека в одинаковых белых костюмах, и лица этих парней показались Тоглару знакомыми. Вглядевшись внимательнее, он понял, так оно и есть — братья Цуцаевы из Грозного, он хорошо их знал. Того, что лежал на снимке слева, ближе к окну, звали Алиханом, он был старшим, а второго, более спокойного и рассудительного, — Асланом. Оба из знаменитого чеченского рода, люди, близкие к генералу Дудаеву, его особо доверенные и даже любимые лица. Братья Цуцаевы лично контролировали подпольный монетный двор Чечни. Тоглар невольно глянул на свои "Юлисс Нардан", их из Цюриха привез ему в подарок Алихан. За три дня до побега Тоглара из чеченского плена братья отправились в Крым посмотреть знаменитый Коктебель, а заодно, если удастся, прикупить на фальшивые доллары тамошнее казино и парочку приходящих в упадок санаториев.