Ирина Сафина: Подозрение

Расхохотавшись, Соня развернулась и ушла.

Она смеялась всю дорогу, вспоминая это зрелище. Прохожие оборачивались, недоуменно и опасливо смотрели на нее. Лишь дома, в ванной, стоя под струей слишком горячей воды, Соня дала волю слезам.

— Ну, чего ты сидишь?! Нужно девчонкам помочь, а то не успеют салат настрогать, — Нина плюхнулась на стул возле стола Сони. — Сонь, ты чего? Плачешь?

— Уже нет, — Соня отняла от лица мокрые ладони и потерла их одна о другую. — Уже нет, — повторила она, взяла сумку и достала косметичку.

— Сонечка, кто тебя обидел? Наш мужлан?

Нина была рождена для своей должности — секретаря. В список того, что она любила можно смело записать: знать все и обо всех, а в список того, что не любила: печатать документы, разбирать почту и прочие должностные обязанности. Слово обязанности вообще вызывало у Нины отвращение, даже если эти обязанности и были приятными. Еще Нина обладала удивительной способностью — она метко навешивала ярлыки. С легкой руки, вернее языка, Нины прозвищами обзавелись почти все работники фирмы. Прозвища были настолько точными, что многим заменили имена и нравились самим «обозванным». Впрочем, это был не тот случай. Мужланом Нина называла директора фирмы, и только за глаза.

Впрочем, Олег Игоревич Кононов и был по своей сути мужлан. Любой из рядом стоящих олицетворял для бывшего военного лишь бойца. Хотя нет, бывших военных не бывает. Оставив службу, Олег Игоревич сохранил не только военную выправку, но и командирские замашки. От подчиненных требовал железную дисциплину и сурово карал за проступки. Он вел бой за прибыль, за место на рынке. Неисполнение приказа считал дезертирством и долго не церемонился — увольнял. Его улыбку, как крайнюю вольность, видели лишь избранные — те, кто входил в близкий круг допущенных до сердца. Только в их компании он мог расслабиться и на время стать просто мужчиной шестидесяти лет.

Соня достала из косметички влажную салфетку и привела лицо в порядок. Нина все еще ждала ответа. Она легла пышной грудью на стол и с нескрываемым любопытством разглядывала Соню.

Нина обожает сплетни и если сказать ей правду, через десять минут новость станет известна даже мышам в подвале. Соня это знала, но решила все рассказать. Слишком тяжело переживать предательство в одиночку.

— Нет, Нина, шеф не причем. Просто, я снова одна. Я…

Нина не дослушала.

— Сонечка, не переживай, — затараторила она. — Подумаешь, ушел! Видали мы таких! Кобели они все, и дураки. Счастья своего не замечают. А что случилось?

Нина принялась гладить Сонину руку, а Соня смотрела на ее толстые пальцы, унизанные массивными золотыми кольцами, и думала: «Интересно, она на самом деле переживает за меня или сейчас побежит рассказывать обо мне гадости?».

Не исключая последнего, Соня решила уточнить:

— Не он ушел — я ушла. Застала его с девицей. Перевернула ей на голову кастрюлю с гуляшем и ушла, — сказала Соня, а про себя подумала: «Вот теперь информация будет полной».

Не веря свалившемуся на нее счастью узнать эту потрясающую новость первой, Нина аж поперхнулась.

— Да ты что?! — выдохнула она, когда откашлялась. — Сонечка, ты молодец! Умница! Можно я девчонкам расскажу о твоем подвиге?

— Подвиге? — Соня усмехнулась. — Расскажи.

— Подвиге, подвиге! Мы тебе медаль нарисуем, обещаю!

Нина проворно подскочила и, колыхнув объемным телом, выбежала из кабинета.

Дверь за собой Нина не закрыла. Впрочем, как всегда. Соня бросила тоскливый взгляд на договор, но работать желания не было, и она принялась наблюдать за директором. Благодаря расположению кабинетов, делать это было совсем не трудно.

Планировка здания была такова: с улицы посетители попадали в торговый зал магазина, принадлежащего фирме. Слева и справа от торгового зала, симметрично друг другу, отходили два коридора. Правый вел к кабинетам менеджеров и сетевого администратора. Там же находились складские помещения, туалеты и черный ход. Пройдя по левому коридору, можно было попасть в бухгалтерию, к экономисту и, наконец, в приемную.

Приемную перегораживал широкий стол секретаря с высокой стойкой перед ним. Если посетитель стоял перед стойкой, то справа от себя он видел дверь, ведущую в кабинет Сони, а слева — в кабинет директора. Двери располагались точно напротив друг друга, и ели обе были открыты, то сидя за столом в одном кабинете, можно было видеть почти все, что происходит в другом.

Соня минут пять наблюдала за Олегом Игоревичем. Он читал какие-то бумаги и периодически морщился. Язва давала о себе знать. Соня отметила, что за пару последних месяцев Олег Игоревич сильно осунулся, постарел. Может, прогрессировала болезнь, может, одолевали личные проблемы, но выглядеть он стал неважно. Вокруг рта, глаз пролегли глубокие морщины. Кононов и раньше не мог похвастаться здоровым цветом кожи, но теперь она приобрела болезненный землисто-серый оттенок.