Марина Серова: Коготок увяз...

Она сообщила, что начитанна. Но помочь постарается, несмотря на то, что мне тоже присуща гадкая снисходительность взрослого «тормоза». Я смирилась. «Тормоз» так «тормоз»… Молодому глазу видней.

Мы договорились, что с Лешей попытаюсь поговорить я сама. А она возьмет на себя Светку. Впрочем, и с означенной Светкой я тоже попытаюсь вначале поговорить. В общем, как получится. Я дала умненькому ребенку свой телефон и адрес и сообщила, что буду ждать ее вечером. Возможно, ей удастся прихватить с собой свою загадочную подругу.

– Слушай, Ирина, как ты с ними справляешься? – Мы сидели в школьной столовой, в углу которой была неумелая имитация бара для учителей. За стойкой возвышалась дебелая фигура буфетчицы. Она навалилась на хрупкую конструкцию мощной грудью, отчего я испытывала панический страх, что сейчас все это развалится со страшным грохотом и несчастная дама, столь легкомысленно повисшая на слабом сооружении, упадет с отчаянными воплями и дело может закончиться «неотложкой»!

Впрочем, конструкция, именуемая баром, к габаритам своей хозяйки привыкла и выдерживала ее со стоическим мужеством.

Бар отличался от столовой только цветом столов. Почему-то местный дизайнер решил, что, если перекрасить обычные обшарпанные столы в красный цвет, они сразу обретут более высокое значение. На столах хорошо виднелись исторические записи об умственных способностях некой Тани (искренне надеюсь, что это делала не Ирина Сергеевна Мельникова, а следовательно, сии анналы не задевали моего самолюбия); сообщение о неравнодушии какого-то Руслана к какой-то Тамаре и прочие полезные сведения, без которых продержаться в наше смутное время прямо-таки невозможно.

Благодаря тому, что мы сидели в этом райском местечке в урочное время, народу там почти не было. Мы пили нечто, гордо именовавшееся кофе. Дать такое название этому напитку мог только идиот или отчаявшийся. Ирка рассказывала мне краткие биографии учеников.

– Не знаю, – пожав плечами, ответила она на мой вопрос, – привыкла.

– А что такое «тормоз»? – поинтересовалась я. Я в принципе догадывалась, но надо было утвердиться в подозрениях.

– Тебя так назвали? – меланхолично поинтересовалась Ирка. Я кивнула. Ирка хмыкнула. И спросила: – Полным?

– Чего? – не поняла я.

– Назвали тебя «полным тормозом»?

Я подумала и покачала головой:

– Не-а…

– Значит, у тебя не все потеряно, – успокоила меня Мельникова и, стоически улыбаясь, отхлебнула глоток мерзкой жидкости смутно-коричневого цвета.

Я поморщилась. Она опять улыбнулась и сказала:

– Совсем неплохой кофе. Пахнет клопами, как приличный коньяк.

Мне явно, как говорят, «поплохело». «Эти чертовы Мельниковы друг друга стоят», – подумала я мрачно. Ни слова нормального произнести не в состоянии. И Марья вобрала в себя их гадкий, хулиганский жаргон.

– Так что ты можешь сказать о Свете и Леше?

– Дети как дети, – пожала плечами Ирка, – у Леши семья – полный привет. Мама – толстая леди, и, когда она появляется в школе, мне хочется спрятаться. Я ее, Танька, веришь ли, боюсь… А Светка даже в родственницы к этой фурии собирается. Самоубийца…

Она покачала головой.

– Чего же в бедной женщине такого ужасного?

– Не знаю, – честно призналась Ирка, – наверное, патологическая уверенность в собственной правоте. И ненависть… Знаешь, такая ненависть, перемешанная с завистью и обидой. Она, например, не выносит Володиного отца… Такое ощущение, впрочем, что она вообще любит только себя. И смертельно обижена на человечество за то, что оно не обеспечило ей желаемых условий жизни. Я таких женщин боюсь. Мне кажется, что я и вправду жутко виновата перед ними.

– А как ты тогда по улицам ходишь? – поинтересовалась я. – У нас большинство толстых и не очень теток отличаются именно теми качествами, которые ты описала мне только что своим талантливым злым язычком… Ты, наверное, по подъездам прячешься…

– На улице они меня не касаются… А если коснутся, можно отпарировать удар. А здесь… Приходится делать глупо-невинную рожу и терпеть, поддакивая… Бедный Лешка! Иногда мне его жалко. Представляешь – все время находиться под прессом?

Я кивнула. Я бы просто убила такую мамашу. И закопала бы в саду. Нет ничего невыносимее диктата глупости. Особенно уверенной в собственной непогрешимости.

– А что он сам собой представляет?

– Нормальный парень… Сложный, обидчивый. Этакая отечественная вариация на тему Стрэдлейтера…