Михаил Нестеров - Позывной 'Пантера'

Вендетта вышла из-под контроля, вдруг подумалось Марку, когда он шагнул вслед за Саидом в подъезд дома с надписью: "ЗДЕСЬ живут ЛЮДИ". Сейчас тут проживали. Марк, ничего не объясняя, сменил квартиру на Украинской улице, где спецназовцы провели тревожную ночь, и Саид предложил эту.

Сергей приветствовал Саню Скумбатова и Гришу Найденова. Оба вооружены, на лицах выписано беспокойство, которое так не шло бойцам спецназа.

- Не нравится он мне, - скривился Один-Ноль, закрыв дверь за Саидом Алимовым.

Сергей не отреагировал на замечание товарища. Саид входил в агентурную сеть ГРУ здесь, в Грозном, характеристику на чеченца никто не запрашивал. Да и сам он не вникал в суть задания. Ему сказали в Ханкале: "Ты поступаешь в распоряжение таких-то людей". И все.

Мало ли дел в Грозном. Особенно с наступлением сумерек, когда вступает в силу комендантский час и на охоту выходят "ночные чистильщики" "федералы", комитетчики, спецы из ВДВ и крысы из грозненского ОМОНа.

Ночь - пора страха, заговоров, пора стрельбы по любой тени, не выполнившей приказа "Стоять!" С 19.00 до 6.00 власть временно переходит в руки уголовного беспредела, городом правят наркоманы, убийцы, террористы.

Ночь. Не видно ни зги. Стук в дверь: "Откройте, милиция!" Паспорта, справки, удостоверения, прочие бумаги для проверки. Горестные вопли чеченок вслед арестованным и проклятия в спины сопровождающих.

- Кофе будешь, Сергей? - спросил Один-Ноль, забрасывая автомат за спину.

- Да, выпью.

Скумбатов налил в пиалу кофе, туда же плеснул граммов пятьдесят водки - для бодрости. А еще лучше коньяку в горячую жидкость.

Марк присел за стол, прикурил сигарету и машинально отметил время: 14.20. Подмигнул Подкидышу:

- Давай, Гриша, рассказывай.

За базой грозненского ОМОНа, которая состояла из двух зданий - школы и почти вплотную к ней примыкающего склада с обширным подвалом, - наблюдение вел Найденов, опытный разведчик, одинаково хорошо чувствующий себя и в городе, и "в лесах и на горах". "Меченый" Один-Ноль работал на подстраховке. Подкидыш делал прикидку, наблюдая за базой грозненского ОМОНа в оптический прицел, снятый с автомата: очень неплохая корректировка перед операцией.

Подкидыш сел рядом с Марком и разложил на столе ксерокопию карты западного района площади Минутка, наброски, сделанные собственной рукой, и несколько листов с записями. Одну бумагу разведчик пододвинул к Марку. Сверху Сергей прочел: "Объекты грозненского ОМОНа и несение личным составом караульной службы".

Глядя на подробную схему, составленную Подкидышем, Сергей оценил также его художественное мастерство. Крылось что-то почти мистическое в том, что секретные подразделения, исполняющие диверсионные функции, были укомплектованы людьми творческими. А скорее всего в них просыпался талант, когда они оказывались в жестких тисках службы и подобия быта, внутри и вокруг которых не было никакой питательной среды именно для творчества. И Марк, через которого прошло немало таких людей, привычно отмечал новое качество бойца ироничной фразой: "Глядя на тебя, не скажешь".

А с другой стороны, было немало игры, материала для полета фантазии в деятельности диверсантов. Существует множество схем, шаблонов, основ силовых операций, которые обрастали новыми деталями, применимыми для вновь разрабатываемого диверсионного акта. Причем деталей, которые, казалось бы, не имеют никакого отношения к такого рода деятельности. Например, Марковцев однажды, захватывая пассажирский самолет, играл роль медика санитарно-эпидемиологической службы, в другой раз, беря под контроль военный аэродром, - руководителя предприятия по монтажу светосигнального оборудования для аэродромов. А скрываясь от следствия, буквально вжился в роль настоятеля Свято-Петрова мужского монастыря. И до сих пор в нем живет частичка отца Сергия.

Сидя за церковными книгами, на свой лад трактовал проблему добра и зла: ад, рай - все зарождается здесь, на земле, создается руками человека, которыми движет его изощренный ум.

За монастырскими стенами он, длинноволосый и бородатый, одетый в черную рясу, под которой порой скрывался пистолет, больше походил на анархиста в изгнании. Наверное, и был таковым - потому что думал. Неспроста же все русские мыслители были анархистами...

Отчасти уйдя от мирской жизни, вывел справедливое определение, что отшельническую жизнь определяет вовсе не одиночество, а дорога, ведущая к людям. Это она не дает сойти с ума от одиночества, и она же бередит сознание звуками шагов у самого порога отшельнического скита, Одно полушарие головного мозга не ведает, что творится в другом. Воистину так.