- Не хотел тебя беспокоить днем, - обернулся Марковцев, взойдя на крыльцо приземистого, с покатой крышей дома, и снял очки с темными стеклами. - Все-таки ты работаешь, человек занятой.
- Ну да, - согласился Усман, чересчур резко открывая летнюю дверь, обтянутую сеткой от комаров, - ты решил лишить меня покоя вечером. На ночь, кагытся, - прогнусавил он любимое "как говорится". И добавил: - Ты где остановился?
- Вчера переночевал в махачкалинском клоповнике. А неделю назад шиковал в своем роскошном доме на Эгейском море, - со вздохом вспомнил Марковцев свою сгоревшую мечту. - Денег у меня хватает, на твоего земляка Шамиля я отработал честно. Хотя он не успел рассчитаться со мной полностью.
"Где он сегодня решил остановиться, спрашивать бесполезно", догадался Рашидов.
А Марк буквально огорошил его:
- Иисус сказал: "Если войдете в дом, оставайтесь в нем, доколе не выйдете с того места. И если кто не примет вас..."
- Ну? - похолодел хозяин, ожидая страшного для себя продолжения, словно гость зачитывал ему приговор.
- Дальше, Усман, тебе знать не положено. Где твоя половина? - спросил Сергей, останавливаясь в длинном и узком коридоре частного дома.
- К соседке пошла, - простодушно ответил Усман.
- Я про мужскую половину спрашиваю.
Рашидов долго соображал и даже в какой-то момент надумал обидеться. Наконец смекнул, что гость говорит о мужской половине дома. Но ответил неосторожно:
- Проходи на кухню.
Марковцев рассмеялся в нос, похлопывая дагестанца по плечу.
- Вижу, ты так обрадовался, что даже потерял голову. Но ты прав, чуть нараспев произнес Сергей, - поговорим на кухне. Вчера я распробовал местный коньяк и прихватил с собой пару бутылочек "Кизилюрта". Пил? поинтересовался он.
- Пил. Кажется.
Гость прошел в конец длинного коридора, заставленного ящиками. На стенах висели тазы, какое-то тряпье, там же нашел себе место велосипед, крепившийся на крючьях. На полках, заваленных всевозможным барахлом чайниками, кастрюлями, казанами и прочей домашней утварью, - места не было даже ржавому гвоздю. У Марка сложилось впечатление, что он попал в дом армянина-старьевщика.
Летом прошлого года он не заходил в дом следователя ОВД, разговор проходил в уютной беседке, увитой виноградом. Но и во дворе чувствовалась прижимистая рука хозяина. Он тащил все, что попадало ему в руки. Вдоль забора высились кучи битого кирпича, местами обгоревшего, взятого с каких-то руин, штабеля шифера и досок, ряды бочек. Что творится в сараях, можно догадаться и не заглядывая в них.
- Усман, я объявление в газету давал: "Избавлю от жадности. Дорого". Не читал?
- Нет. - Сам того не подозревая, Усман уже проходил в деле, которое неожиданно свалилось на Марковцева, как агент Марка под оперативным псевдонимом "Помощник".
Первый тост за хозяина дома - это правило. "Помощник" молчаливо наклонил голову и опрокинул в рот рюмку действительно отличного дагестанского коньяка.
- Что привело тебя в наши края, Синдбад? - с интонациями беззубого аксакала пошутил чуть захмелевший следователь. - Ищешь приключений?
- Дела государевы, - ответил Сергей. - Слышал что-нибудь о смерти капитана Бондарева?
- Слышал, конечно, - ответил Рашидов. Смерть начальника разведки флотилии всколыхнула все побережье дагестанского Каспия и ослабевшей волной прокатилась по горной части республики.
Каперанг носил русскую фамилию, однако в ней звучал и местный колорит. Бондарь - уважаемая на Каспийском побережье профессия, канувшая, правда, в Лету. Даже в Южном есть Бондарная улица, в Баку - Бондарный переулок. Жизнь в этом краю, где идет промысел рыбы, сбор урожая винограда, немыслима без бочек. А нефть?
- Почему ты заинтересовался этим делом, Сережа? - Хозяин называл гостя не то что ласково, а намеревался по простоте кавказской и как бы дружественным расположением против всей логики выгнать его вон поскорее.
- Усман, с тобой я могу говорить честно, - начал отрабатывать легенду гость. - Если бы не обстоятельства, я бы проходил службу в экипаже. Неважно, здесь, на Каспии, или на Балтике. С Бондаревым меня связывают двадцать лет дружбы. Спроси, откуда я приехал?
Рашидов не стал спрашивать, он слушал гостя, который, по его словам, бросил богатый дом в Греции и, подвергаясь немалым опасностям, пробрался-таки через десяток границ. И все для того, чтобы испортить более или менее спокойную жизнь дагестанца. Иначе Рашидов думать не мог. Дружеские подвижки - тем более русские - ему были неведомы. В свои тридцать пять он хотел жить той жизнью, к которой привык и не хотел отвыкать.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу