Екатерина Островская - Мотылек атакующий

Мышкин покачал головой.

– Совсем нет. Сначала думал, удастся хоть этих негодяев привлечь. Понимал, конечно, что улик никаких, но все-таки. Потом один под машину попал. На другого мы с вами подкинули материал, будто он стучит. Третий с пистолетом играл и прострелил себе печень. Вот ведь какие совпадения бывают: жили на свете три отморозка до тех пор, пока вы не появились…

Мышкин смотрел на Машу, но она спокойно пожала плечами.

– Уж не думаете ли вы, что это все я сама проделала или попросила кого-то?

– Нет, конечно. Достаточно взглянуть на вас, чтобы понять, насколько вы далеки от преступных намерений. Возможно, бог их покарал, а может, кто-то более нетерпеливый. Приятель мой, который частным сыском занимается, тоже удивился. А потом сказал мне: может, так и надо? Конечно, прокурора он убивать не собирается, но копает под него. А тут еще встретил знакомого своего, тоже из ментов бывших. Мужик адвокатом работал, но и оттуда ушел. К нему год назад в квартиру забрались, его ножом серьезно порезали, а мать убили.

– Иванов его фамилия, – сказала Маша. – Будучи адвокатом, он должен был представлять интересы моей подруги и ее мужа. И как раз перед заседанием суда на него напали.

– Ну да, точно, – вздохнул Мышкин. – И сейчас он виноватых ищет. Теперь они с моим другом на пару работают. А я как бы при них. Да и при вас вроде тоже. А чем у них, то есть у нас, закончится – одному богу известно. Хотите, с друзьями своими познакомлю? Ведь надо нам как-то ближе быть всем, сплотиться, что ли. Я уж не говорю, чтобы в масштабе страны, а хоть своим кругом. Ведь хороших людей на самом деле больше, только плохие лучше организованы.

Маша покачала головой.

– Не сейчас.

Ей не хотелось встречаться с адвокатом. Во-первых, нельзя же признаваться ему, кто она на самом деле, а если так, то к чему и встреча. Во-вторых, смотреть на человека, чьи несчастья начались после того, как тот согласился выступать в суде представителем Стихаревых, а следовательно, прекрасно понимает, кому он обязан гибелью матери и своими ранами, ей было бы невмоготу. Конечно, Маша с Сергеем тут ни при чем, и все же, не будь их, жизнь у Иванова сложилась бы иначе. Она слушала Мышкина, а тот словно беседовал сам с собой, хотя продолжал говорить, глядя на Машу.

– Что-то надо делать… Но что? Понятно, что против прокурорских мы – никто. Тот же Порываев за последний год так развернулся! Вот смотрите… Накрывают какой-нибудь подпольный игровой зал, автоматы арестовываются. А где их хранить, когда тех автоматов сотни? Вот Порываев и придумал сдавать их на ответственное хранение. Нашел какого-то предпринимателя, у которого есть склад, с ним заключили договор, опечатали склад прокурорской печатью. А склад возьми и сгори. Предприниматель получил страховку, у тех, кто ждал суда, появился шанс уйти от ответственности, потому что теперь можно сказать, будто у них были автоматы по продаже лотерейных билетиков. Пожарная инспекция установила причину возгорания, а что сгорело на самом деле, никто не знает и никого не волнует, главное – ущерба для государства никакого. А потом те автоматы появляются в новых залах. И их не десять, не двадцать, а несколько сотен. Сколько каждый из них в день прибыли приносит? Не одну тысячу рублей. И, вероятно, не десять. Так неужели прокурор Порываев, который теперь хозяин всего этого, будет думать о законности, о том, как наказать преступника или помочь невинному избежать тюрьмы?

Мышкин в очередной раз закурил.

– Думаете, что в Москве кто-нибудь поверит вам? – спросила Маша.

Следователь задумался. Похоже было, он совсем не был уверен в этом. Потом посмотрел в окно, за которым несколько подвыпивших граждан выясняли отношения, толкаясь, вопя друг на друга, но не решаясь начать драку.

– Но если ничего не делать, будет еще хуже, – вздохнул Мышкин. – Может, догадаются проверку прислать. Ведь этот гад позволяет уходить от ответа преступникам! Случай с вашей подругой – далеко не единственный. Пробуду в Москве сколько надо, лишь бы передать документы и рассказать все с подробностями. Фактов нарушений, совершенных Порываевым, более чем достаточно.

Летом школа опустела, в зале можно было находиться с утра до вечера, но на занятия к Бармину почти никто не приходил. Ведь у него учились в основном женщины и дети, которые летом отдыхали на дачах. Появлялись только те, кто остался дома, но тоже достаточно редко. Одна Маша не изменяла своему режиму. Как и раньше, шла в зал и заставала там Бармина и пару учеников.