Галина Зарудная - Яд иллюзий

– Иди-иди, – суетился папа. – Я уже нашел…

Я окинула трепетным взглядом свою семью. Они были счастливы уже от того, что я составлю им компанию. Я хотела запомнить их в тот миг. Сердце подсказывало, что это был последний миг нашего семейного счастья…

Потом я вернулась к себе в комнату и принялась за действия.

Теперешняя моя главная задача – это выскочить из дома незамеченной. Для этого необходима конспирация.

Я распахнула шкаф и стала искать на верхней полке коробку, в которой хранился костюм Клеопатры. Когда-то я выступала в нем на вечере, посвященном прощанию со школой. Я вспомнила об этом костюме только сейчас. Но главным был не сам костюм, а прилагающийся к нему парик, вот что меня интересовало.

Копошась в шкафу трясущимися руками, я все же нащупала парик в коробке и вздохнула с облегчением. Шаг первый.

Черные джинсы, черная курточка – шаг второй.

Мобильный телефон Борщева. О нем, к счастью, никто не знает. Шаг третий – вызвать по нему такси и попросить подождать неподалеку от дома.

Затем я спрятала все эти вещи в пакет.

На мне по-прежнему оставался банный халат. Стрелки часов подгоняли. Но доставщик пицци опаздывал. Его могут проверять на входе сотрудники милиции, предположила я. Может даже тот из них, что переодет бомжом, прицепился к парню как бы невзначай.

«Давай же, давай!» – Подгоняла я мысленно. — «Дорога каждая секунда!»

Наконец телефон зазвонил.

Я уже находилась в ванной, прилипнув к двери и пытаясь расслышать, о чем говорит отец. Включенный душ мешал мне, практически все заглушая. Но вот интонация папы резко подскочила:

– Что? Кодовый замок не работает? Открыть? Ну, хорошо. Ждите.

Как только входная дверь захлопнулась, я выскочила из ванной, держа наготове пакет с одеждой. Посчитала до десяти, чтобы у отца было время спуститься вниз, и тогда осторожно выскользнула в подъезд.

Родители жили на предпоследнем, восьмом этаже, и это обстоятельство я так же учла. Я поднялась на девятый. Там, как правило, было тихо, вероятность наткнуться на кого-нибудь в десять часов вечера практически ровнялась нулю. Я быстро переоделась, и к тому моменту, когда двери лифта распахнулись на восьмом этаже, выпустив моего отца с пиццей, я уже поправляла парик на голове.

Едва дождавшись пока он войдет в квартиру, нажала на кнопку лифта, молясь, чтобы его никто не перехватил. У меня оставались считанные секунды до того момента, когда отец поймет, что меня нет в душе. Сейчас он крикнет через дверь ванной, что пицца прибыла. Не получив ответа постучит, поймет, что дверь открыта, войдет и увидит, что меня там нет. Он помчит в мою спальню, но подозрение уже охватит его, ведь неспроста же парень, принесший пиццу, утверждал, будто его предупредили наперед о неисправности кодового замка. А ведь замок работал безупречно. Не найдя меня и в зале, возле телевизора, он, наконец, поднимет шум, догадавшись, что я просто нагло сбежала…

И тогда меня поймают раньше, чем лифт остановится на первом этаже…

Как же долго спускался этот чертов лифт, скрипя, вздрагивая, дразня меня и подзадоривая. Но я не могла подгонять его пинками, и только нервно вжалась в стену кабинки, дожидаясь, чем это все закончиться.

И вот я выхожу из двери подъезда, внушая себе, что я не Анна Гром, что даже не похожа на нее, что даже если отец уже поднял тревогу, никто не обратит внимание на обычную молоденькую девчонку с длинными черными волосами, выходящую из подъезда. Или все же обратит?

Я шагала намеренно развязно, лениво, беззаботно, сунув руки в карманы, как это делают все подростки. Никто сейчас и не станет сомневаться, что я подросток.

И все же мне удалось.

Я беспрепятственно миновала все посты, и будучи уже далеко за приделами двора, в котором жили родители, все еще не верила, что у меня получилось.

Под покровом ночи город выглядел еще более плачевно. В неподдельной глухой пустоте даже собаки спрятались по норам. Но упорная мощная сила, дикое горячее стремление росло с каждым шагом, увлекая и подгоняя меня пульсирующим в сознании решением, пробивающимися молодыми ростками надежды.

Земля была еще мокрой, в лужах на асфальте одиноко и мрачно утопало отражение редких уличных фонарей. Воздух сырой и прохладный. Из-за отсутствия ветра все будто замерло, как на старой картинке, и, казалось, никогда уже не рассосется этот застывший призрачный вакуум, никогда не наступит день, и люди не станут шагать по этим тротуарам…