Татьяна Степанова - Валькирия в черном

«Вот и поди разберись в подростково-юношеских отношениях. Пять минут назад утверждала, что ненавидела сестру. Потом – что обожала, теперь вот тоскует и хочет умереть. – Катя мысленно приказала: – А ты вспомни себя в шестнадцать лет. Нет, у меня… у нас все тоже, конечно, клубилось, клубилось, но все как-то проще, светлее… Не ври, тогда все казалось ужас как сложным».

– Среди ваших гостей много было тебе незнакомых, так? А знакомых?

– Полгорода, все, кто у папы деньги клянчил, все явились.

– А кто-то из семьи Пархоменко был?

– Нет. Странно, если они явились бы – тетя Роза и тетя Наташа.

Катя отметила, что Офелия назвала заклятых врагов своей семьи так по-домашнему.

– Может, кто-то из гостей показался тебе подозрительным?

– С какой стати? Так все напились, мы с сестрами над всеми потешались.

– И все же, Офелия, вспомни, может, что-то показалось тебе подозрительным. Или даже нет – просто встревожило, насторожило. Ты же умная, – Катя беззастенчиво прибегла к лести. – Подростки порой видят гораздо больше, чем взрослые, и все замечают.

– Ну, бабушка наша говорит, что здесь, в Электрогорске дети взрослеют рано.

– Почему?

– Наверное, воздух такой, атмосфера, – Офелия пожала плечами. – Если я скажу вам одну вещь, вы никому не расскажете?

– Офелия, я не могу тебе обещать, если это окажется важным для следствия, об этом должны узнать мои коллеги – оперативники, следователь прокуратуры.

– Я имею в виду: вы не расскажете об этом моим – маме и бабушке?

– Это я тебе обещаю.

– Гертруда встречалась с ним.

– С кем?

– С тем, конечно, кого вы имели в виду, когда спросили, был ли кто-то из Пархоменок у нас тогда.

Стоп. Катя заморозила глупый вопрос «Ты кого имеешь в виду?», уже готовый сорваться с ее губ. Если и это подростковый тест, как песня «Abney park», так надо не облажаться. Кто же этот «он» из семьи Пархоменко, где после убийства главы семьи остались лишь мать, вдова да… младший брат…

– Гертруда встречалась с братом Александра Пархоменко?

– С Мишелем. Вы не скажете бабушке и маме?

– Нет, конечно, но как же так, ведь он же… ведь их… то есть его брата подозревали…

– В убийстве папы? Я ей это говорила тысячу раз. Но он… Мишель влюбился в нее. Вешал ей лапшу на уши, твердил, что любит без памяти много лет, с тех пор, как увидел на том дне рождения, когда ей исполнилось пятнадцать. И она ему поверила, дурочка, влюбилась в него тоже.

– Подожди, постой… Михаил Пархоменко был влюблен в Гертруду в течение нескольких лет?

– Ну да, он ей так говорил.

– До гибели вашего отца ваши семьи, выходит, общались?

Офелия кивнула.

– Но он взрослый мужчина, намного старше твоей сестры. В отцы ей годится.

– Это его только распаляло. И ее тоже.

– Как, когда они стали встречаться, где?

– Тайком. Они столкнулись в ночном клубе, в Москве, кажется, в мае, устроители конкурса красоты там давали что-то вроде презентации. А Гера ведь стала королевой красоты. Ну и он там появился, вроде бы случайно. С того вечера майского у них все и началось. Весь этот роман. Точно наваждение какое-то. Она спала с ним.

– Все в городе твердят, что Пархоменко враги вашей семьи. И в смерти его брата на Кипре подозревают…

– Во-во, почти шекспировский сюжет, как и наши домашние клички, – Офелия откинулась на подушки. – Я пыталась ее как-то урезонить. Но он ведь трахал ее, она просто светилась вся от счастья после их свиданий. И не только трахал, она мне рассказывала – мог трусики с нее зубами стащить, а потом засунуть к себе в брюки, к члену, и ходить так целый день. И слать ей эсэмэс, как у него на нее стоит. Это их заводило даже больше, чем секс. Что я могла? Разве я что-то могла? А потом она одумалась. Видимо, поняла, послушала меня, что так больше продолжаться не может, надо рвать. И она с ним порвала.

– Когда это случилось?

– Как раз накануне юбилея. За несколько дней.

– И как Михаил Пархоменко это воспринял?

– Он звонил ей постоянно, она ему не отвечала. Мучила его, изводила.

– Офелия, это очень важные сведения, если потребуется, ты подтвердишь их на допросе у следователя?

– Только если об этом не узнает мама. И бабушка тоже. Иначе я ничего не скажу.

– Ты подозреваешь, что Михаил Пархоменко из мести мог отравить Гертруду и вас?

– Не знаю, не сам ведь, если только нанял кого-то из обслуги, денег заплатил. Мама про них, про всю их семью говорит, что они все делают чужими руками. Но вообще-то, я не думаю, что он мог причинить Гере вред. Я однажды их видела вместе в Москве… в кафе. Я не следила за ними, просто так получилось случайно. Он так на нее смотрел восторженно, восхищенно. Она из него веревки вила.