Ева Львова - Адвокат олигарха

Выбравшись из машины, я позвонила в домофон. Ответил сам Устинович-младший.

– Открывай, Сова, Медведь пришел, – прокричала я фразу из Винни-Пуха, с которой обычно заявлялась в гости к приятелю.

Дверь щелкнула, приглашая войти, и, недолго думая, я шагнула в подъезд. Приятель встречал меня в дверях квартиры.

– Поздравляю, плюс сто тысяч пятьсот, это твоя минута славы, – неприветливо буркнул Джуниор, пропуская меня в прихожую.

Пока я снимала пальто, в уборной зажурчала вода, и прямо на меня из санузла вышел глава адвокатской конторы в тренировочном костюме. В руке у Эда Георгиевича была зажата газета, а в глазах сквозило недовольство моим поздним визитом.

– Нигде от вас покоя нет, Агата Львовна, – пожаловался он, бочком пробираясь в кухню. – Ни на работе, ни дома. Надеюсь увидеть вас завтра в конторе в первой половине дня, а не к шести часам вечера, как всю последнюю неделю.

– Буду как штык, – поклялась я, рассматривая непривычный облик Устиновича-старшего.

Что ни говори, а все же интересно наблюдать свое непосредственное начальство в домашней обстановке. Глядя на вытянутые коленки тренировочных штанов владельца «Устиновича и сыновей», я отчего-то вспомнила, что совсем недавно Эд Георгиевич уходил от жены к Маше Ветровой и даже собирался на ней жениться, но вовремя одумался и эту глупость совершил его старший сын Леонид. Неужели патрон щеголял перед Машкой в этих ужасных портках? Из состояния созерцания меня вывел тычок в спину и сердитый голос Джуниора над ухом:

– Прекращай на батю пялиться, дыру прожжешь в его исподнем!

Я тут же перевела взгляд с начальника на эстамп со сфинксом, украшавший прихожую Устиновичей, сунула ноги в предложенные тапочки и проследовала за Борисом в его комнату.

– А ты у нас звезда, – хмуро сообщил приятель, опускаясь на стул перед ноутбуком, стоящим на письменном столе. Под его тучным телом, истерзанном диетами, но не похудевшем ни на грамм, стул скрипнул так, словно вот-вот собирался развалиться.

– Успех ошеломителен чуть менее чем полностью! – продолжал глумиться Борька. – А вот, собственно, и шедевр, извольте видеть.

И я, холодея от тревожных предчувствий, нетерпеливо уставилась на заставку Гугла, ожидая, когда загрузится видеоролик в правом углу экрана.

* * *

Кудрявый друг не соврал – следователь Оболенский старательно выложил на сайт все мои ужимки и прыжки, сопровождаемые пространным текстом насчет Уха Энки.

– Не понимаю, как он это делает? – хмуро протянула я. – Ведь ежу понятно, что за час видео не могли посмотреть столько человек, чтобы вынести его на заставку Ютьюба.

– При известном умении и нужных связях можно невозбранно вынести на заставку все, что угодно, – философски откликнулся Борис, наблюдая за мельтешением красного белья на экране. – А теперь что касается твоего былинного позора. Сначала я думал, что ты попросту рехнулась, но позже постиг твой сложный замысел и расшифровал послание китайским камрадам Беляковича. Согласен, ты заслужила звание героя. Вот только ответь мне, Агата, на такой вопрос – с чего ты взяла, что похитители Уха Энки каждый вечер смотрят в Интернете бредовые видеоролики с отплясывающими в неглиже адвокатессами? Зрелище, конечно, увлекательное, но только для понимающих людей. Боюсь, буддистские монахи к ним не относятся.

– Пошляк и хам, – откликнулась я. – Есть у меня мыслишка, как заставить китайцев посмотреть мой ролик, но я с тобой не поделюсь. Меня ты опустил ниже плинтуса, а сам-то, между прочим, плагиатор и графоман! Думаешь, я не знаю, что ты нахально стырил из Интернета «ответ Анонимуса»?

– Не понимаю, о чем это ты? – сделал невинные глаза Борис.

– «Нетленный топик ваш читаю, прозреньем душу одарили. В каких краях произрастает та благодать, что вы курили?» – беспощадно процитировала я, не сводя испытующего взгляда с лица Устиновича-младшего.

Ни один мускул не дрогнул на его щекастом бессовестном лице, лишь губы выпятились сильнее обычного, и ноздри горбатого носа стали раздуваться, как кузнечные меха.

– Да будет тебе известно, – надменно сообщил он, – что есть такое понятие, как «творческое переосмысление первоисточника», ничего общего не имеющее с вульгарным плагиатом.

– Ну да, конечно, рассказывай сказки, ты у нас известный мастер словесной эквилибристики! – дразнила я приятеля, принюхиваясь к манящему аромату, долетавшему из кухни.

Божественный запах проникал сквозь приоткрытую дверь, за которой виднелся внимательный глаз Фиры Самойловны. Заметив, что ее рассекретили, Борькина матушка как ни в чем не бывало возникла на пороге и гостеприимно проговорила: