Наталия Ломовская - Игла цыганки

– Мо-лод-цы! – обрадовался Егор и склонился над столиком.

Она успела прибраться только в гостиной и в «рабочей» комнате. Неважно, заказчица больше никуда не заглянет. Лиля быстро выскочила из обрезанных джинсов, стянула вместе с косынкой заляпанную мыльной пеной футболку, напялила халатик и пригладила волосы. Золушка готова ехать на бал.

К слову о балах – ах, какое красивое платье сшила Лиля для Антонины Андреевны, хозяйки парикмахерской, что помещается тут же, в соседнем подъезде! Все заведение – комната в одиннадцать метров, тут женский мастер, тут мужской, а у единственного подслеповатого окошка маникюрша примостилась. Но называется пышно: «Эдем». Сама же хозяйка «Эдема» заходит туда нечасто, уж больно дама корпулентная. Как заглянет с проверкой, так непременно или фен опрокинет, или столик распистонит! На такую роскошную женщину вечернего наряда не купить, а ей тоже хочется быть неотразимой в день своего рождения. Вот и сшила Лиля темно-красное платье длиною до пола, с корсетом – лишние телеса утягивать, с декольте – демонстрировать то, что не утянуто! И черную кружевную розу скрутила своими гибкими, словно бескостными пальцами. Роза приколота к плечу, чтобы была Антонина Андреевна вылитая Кармен среднерусского покроя!

Но на пороге стояла не пышнотелая парикмахерша, а дама сухого телосложения, с орлиным профилем и брезгливо поджатыми губами. Пустынный гриф! В руке она держала носовой платочек, прижимая его к лицу. Что делать – прямо напротив дома по летнему времени поставили пивную палатку, а вот о туалете не позаботились. Кодовый замок на подъезде был сломан уже три недели, так что пахнет вовсе не «Шанелью», сами понимаете! Визитерша отняла платок от лица, а Лиля неслышно ахнула. Это была Аделаида. Корыстная жена Игоря, благородного следователя. На минуту у Лили мелькнула бредовая мысль – Аделаида ничего не знает о связи мужа «на стороне», она пришла, чтобы заказать ей платье...

Но первые же слова гостьи разорвали в клочки эту успокаивающую иллюзию.

– Вот, значит, как вы живете, – протянула Аделаида. – Неплохо устроились. Стиль «сталинский модерн», не так ли? И буфетик антикварный!

Сухой рукой, похожей на куриную лапу, Аделаида ткнула в бабушкин буфет, на старости лет переселенный в прихожую. Он был красивый, под красное дерево, но последнее время так отчаянно скрипел во время шумных игр Егора, что Лиля опасалась, вдруг развалится и придавит кого-нибудь?

– Что ж вы меня не приглашаете? Все же не чужие люди, вы, я вижу, меня узнали! Принимайте гостью!

– Когда приходят в гости, обычно здороваются, – ляпнула Лиля и сама себе удивилась. Неужели она выговорила эту полную достоинства фразу? Как расхрабрилась, надо же!

– Ну, здравствуйте, здравствуйте, если хотите!

– Пожалуйте в гостиную.

Еще одна великолепная фраза. Как хорошо, что Лиля успела прибраться! Теперь только бы Егорушка не выбежал внезапно из своей комнаты! Лиле-то наплевать, какое впечатление он произведет на «гостью», но малыш очень тонко чувствует настроение окружающих людей, и не будет ему блага от этой пропитанной недовольством дамы.

– Вот так вы, значит, живете, – снова пропела Аделаида, хищно осматривая гостиную. Ее что, заело? – Свили гнездышко на мои деньги? Антиквариат, живопись в рамочках, в роскошном пеньюарчике ходите до полудня, а я на вас вкалывай каждый день до кровавого пота?

– Почему на ваши? – поразилась Лиля. «Роскошный пеньюарчик», к слову, она сшила сама, так же, как Ниночкино платье, взяв ткань из старых запасов. И ткань-то была не бог весть какая, по тонкому батисту пущены мелкие блекло-зеленые букетики, но халат получился хорошенький. Хоть и сильно мнется.

– Да потому! Иначе куда все уходит? Он с меня тянет и тянет, поймите, голубушка, нельзя же так! За эти деньги целый гарем купить можно, с невольницами и евнухами! Игорь показывал мне расписки, в прошлом месяце он отнес вам двадцать две тысячи, а в этом вы смеете требовать еще! Да потом кредит на иномарку, и у меня неприятности на работе начались, а все из-за ва-а-с!

Последние слова слились в совершенно неприличный вой, и, рухнув на диванчик, отозвавшийся скрипом пружин, Аделаида зарыдала в голос, как обычная деревенская баба, прибитая мужем-пьянчужкой. Выла она басовито, и от этого рева у Лили сильно зачесалось где-то под черепной коробкой. Неторопливо она пошла на кухню, налила в стакан кипяченой воды, подумала и накапала еще в рюмочку тридцать капель корвалола.