Алексей Макеев - В волчьей стае

– Пиццу же заказать можно!

– И коньяк заказать?

– Ты правда коньяк принесешь?

Сергей ухмыльнулся, открыл глаза, нехотя, но резко встал.

– Алкаш. Пей чай, и спать. Завтра трудный день.

– Куда труднее! – возмутился Сашка, обжираясь чем-то.

Подходя к наружной двери, Баринов хмыкнул:

– Интересная работа у тебя, денежная, а ты ноешь, как сука.

Сашка возмущенно выглянул из кухни:

– Тебе пора бы отвыкнуть от ментовского жаргона!

– Поучи меня, – проворчал Сергей, выходя из квартиры. Спускаясь по ступеням лестницы в темном подъезде, возмущался про себя – терпит в помощниках полного идиота!

До пиццерии «Милан» было десять минут быстрого хода через темные дворы. Подняв воротник и нахлобучив кепку, Баринов заспешил по тротуару, стараясь не залезть в лужи и собачье дерьмо.

Миновав две длинные десятиэтажки, он оказался у заброшенного разграбленного общежития. Дальше был узкий проход на другую, тоже совершенно темную улицу, вдоль которой тянулись деревянные заборы старых частных домишек, а уже за ней начинался освещенный проспект, и пиццерия «Милан» заливала округу мягким голубым свечением.

– Стой, козел! – Хриплый окрик, как выстрел в спину из темноты.

Сергей вздрогнул – по телу пробежал озноб испуга, но быстро ушел в землю. Он обернулся. От черной громады общежития на него двигались силуэты двух мужчин. Или бомжи, или дворовая шелупонь.

И снова Сергей испытал сожаление, как тогда, когда его подловили в подворотне подонки Вазелина, – хоть он и служил одно время в органах, драться, как киношный полицейский, не научился. Конечно, вдвоем они его уделают, и деньги отберут, а денег полный кошелек…

Сергей набрал побольше воздуха в легкие и сиганул прочь.

– А-га-га! – обрадовались хулиганы. – Стой! Удавим!

Сергей несся так, что ветер свистел в ушах. Топот ног преследователей неотступно раздавался за спиной. Вот он уже выскочил на улицу, где из-за темных заборов залаяли злые дворовые кобели, вон уже виден горящий ярким светом проспект… Еще сто метров, пятьдесят, десять…

Он выпрыгнул прямо на проезжую часть и пробежал еще с десяток метров. Никто не вырвался из темного проулка. Отстали. Сергей перевел дух – вот приключение! Ночью свободно по городу не пройдешь. Успокоившись, он посмотрел на притягательные бегущие огоньки пиццерии. И тут же боль обожгла его – тупой тяжелый удар рубанул в спину. Сергей выгнулся от боли, схватился за поясницу – подонки из темноты метнули в него обломок кирпича.

Входя в почти пустой зал пиццерии, Сергей продолжал держаться одной рукой за спину – было все еще очень больно.

Апостолов порадовался его скорченному лицу.

– Ага, Серега, тебе тоже перепадает на орехи!

– Шпана ночная, твари, – выругался Сергей, присаживаясь за столик. – Заказал пиццу?

– И пиццу, и по двести граммов водочки.

– Выкладывай информацию, мне некогда.

– Пойдешь второй бок подставлять?

Официантка принесла две тарелки с пиццей и два граненых стакана с водкой.

– Ничего лишнего, – одобрил натюрморт Апостолов. – Выпьем, Баринов, чтобы жизнь стала лучше.

– Давай, за здоровье.

Опрокинув в рот полстакана водки, Сергей долго нюхал кусок пиццы – хорошо. Боль сразу притупилась, а в желудке стало горячо-горячо.

– Итак?

– Итак, смотри сюда, – Апостолов полез во внутренний карман. – Те, кто тебя интересует.

Апостолов разложил на столе перед Сергеем три фотографии. Симпатичные девчоночьи мордашки.

– Запоминай. Одолжить не могу. Это Люда Гордеева, двенадцать лет. Таня Убонко – одиннадцать лет, а темненькая – Стоклова Полина, ей уже четырнадцать. Есть подозрение, что они были похищены для участия в порносъемках. Одну из них видели на площадке. В беседе с найденной девчушкой та указала на фото Стокловой – они вместе снимались.

– Ты понял, за кем надо следить? За Хавьером – цыган крутой.

– Знаю. Но дело ведет другой отдел.

– Передай им наводку.

– Давай.

– Что? – не понял Сергей.

– Ты сказал, денег им передашь на водку.

– Ха-ха-ха.

– А если серьезно, не могу им ничего скидывать…

Сергей возмутился:

– Тут такое дело, а у вас свои личные дрязги!

– Остынь. Не уверен я в тех парнях. А вдруг сдадут вас с племяшом «вазеловским», что тогда? Вас сразу на ремни порежут!

– Обо мне не переживай.

– Я больше о нем переживаю.

– А-а, я понял, в кого Сашка такой хам и бесчувственный – в дядю.

Апостолов заулыбался, забрал фотографии, упрятал их обратно в карман.