Евгений Сухов - Шифр фрейлины

– Представляю… – Дон Писрро почувствовал невероятное возбуждение. – Значит, следует искать дальше. Ты на правильном пути. Что нужно лично от меня?

– Полагаю, что мне нужно ехать в Мадрид в Национальную библиотеку. Если где и содержатся отрывки этого письма, так только там. Возможно, исследователи его не заметили и оно находится в одной из книг. Так что нужно будет пересмотреть все манускрипты самым тщательным образом. На это потребуется время…

– Выезжай сегодня же, – перебил дон Писрро. – Не будем терять время. Мой адвокат свяжется с тобой через час и передаст деньги за работу…

– Дон Писрро, вы меня не так поняли, – горячо заговорил архивариус. – Дело тут совершенно не в деньгах; это самая настоящая сенсация, меня больше интересует наука…

– Научный интерес – это здорово. Но он тоже оценивается деньгами.

– Хорошо, вы меня убедили. Я могу взять у вас деньги… Разве только на дорогу до Испании, – сдался архивариус.

– Доктор Фернандо Хосе, что-то я тебя совершенно не понимаю. Деньги еще никому и никогда не помешали. Я тебе их обещал, и ты их получишь. Если отыщешь в этой библиотеке разгадку, где может находиться изумруд Монтесумы, получишь еще пятьдесят тысяч песо. Договорились?

– Да, дон Писрро, – энергично отозвался архивариус, – сделаю все, что от меня потребуется.

– Вот и прекрасно. Как приедешь в Мадрид, дашь мне знать, – бодро произнес дон Писрро и, не дожидаясь ответа, положил трубку.

Папское воинство было разбито. Французским войскам потребовалось всего лишь одно сражение, чтобы уничтожить основные силы. Отчаянно сопротивлялись лишь гвардейцы его святейшества, все как один оставшиеся лежать на поле брани. Их сине-оранжевые одежды на черной земле, взрыхленной копытами лошадей, привлекали всеобщее внимание и невольно вызывали сожаление о печальном исходе битвы.

Наполеон в сопровождении небольшой свиты, осторожно обходя убитых, приблизился к погибшим швейцарцам.

– Я бы хотел иметь в своих рядах таких солдат, – с некоторой печалью в голосе произнес он.

– Непонятно, на что они надеялись, – проговорил генерал Луи Бертье. – Они ведь были обречены. Мы же предложили им сдаться.

– Луи, вы забываете, что это не простые солдаты, а гвардейцы его святейшества. – Посмотрев на полковника, шедшего от него по правую руку, Наполеон распорядился: – Они прирожденные солдаты и были готовы умереть за папу. Похороните их со всеми подобающими почестями, как настоящих солдат.

– Сделаем все что нужно, господин командующий, – откликнулся полковник. – Мы уважаем достойных противников.

Не ответив, Наполеон сел на лошадь и поскакал через поле следом за полками, направлявшимися в Рим.

– Ну, чего встали? – прикрикнул полковник на солдат, расположившихся неподалеку. – Стаскивайте гвардейцев в одну кучу, не мне же заниматься этим делом. А вы, четверо, ройте яму!

– Слушаюсь, господин полковник!

Пехотинец перевернул одного из гвардейцев на спину и тотчас в ужасе отпрянул в сторону:

– Господин полковник, кажется, этот швейцарец живой.

– Живой?.. – удивленно проговорил полковник, глянув на пропитанный кровью камзол. – Его труп уже давно окоченел!

Приблизившись, полковник посмотрел в застывшее лицо с полуоткрытыми глазами:

– Так… Но он живой!

– Сколько лет ты воюешь?

– Пять лет, господин полковник.

– Тебе никогда не приходилось видеть покойников?

В глазах унтер-офицера застыл неподдельный страх, как если бы он лицом к лицу столкнулся с восставшим из могилы мертвецом.

– Я насмотрелся на трупы, господин полковник, но вот с таким встречаюсь впервые.

– Чем же он особенный?

Страх в глазах унтер-офицера уже не удивлял, а настораживал. Свой чин он заслужил бесстрашием, нередко оказываясь в самой гуще сражения, не боялся ни штыка, ни осколков пушечного ядра, ни оружейного огня; тогда чего же ему опасаться мертвеца?

– Когда я дотронулся до его руки, то она была теплой. Я подумал, что мне показалось, но когда я притронулся к ней вновь, то его пальцы обожгли мою ладонь.

Более странного объяснения слышать не приходилось. А может, все дело в ином: унтер не первый год находится на войне, на его долю выпало немало тяжких испытаний. Тут зарыдает даже камень, а что же тогда говорить о человеке, сотканном из плоти и крови? Бедный солдат просто лишился рассудка.

Полковник всмотрелся в унтер-офицера. Тот взирал ясно, безо всяких признаков помешательства, если не считать глаз, расширенных от ужаса. Подавив укор, уже готовый было сорваться с уст, спросил: