Евгений Сухов - Шифр фрейлины

– Ну и дела… Что с ним произошло?

– Мы сами толком пока ничего не знаем. Такое впечатление, что под взрыв его подвел кто-то третий. Сейчас ничего сказать не могу, информация проверяется.

– Все ясно, Марк… Буду иметь в виду. Надо бы нам как-то посидеть, что ли… а то давно не виделись.

– Договорились. Как будет время, я тебе позвоню. Сейчас загружен работой по самое горло.

Иван Гаврилович положил трубку. Худшие опасения оправдались сполна. Как бы там ни было, но поручение Пономарева он выполнил.

Включив магнитофон, Федосеев еще раз прослушал записанный разговор.

В оперативной работе не бывает случайностей, а потому звонок Ермолаева показался Федосееву по меньшей мере странным. С чего это вдруг тот стал интересоваться Артюшиным, которого разрабатывает ФСБ? А потом, подполковник откровенно лгал, когда говорил про домушников. Артюшин был киллером, причем высокого класса, и ко взломам не имел никакого отношения. Кроме того, имеется информация о том, что он работал на Пономарева, находящегося сейчас в Англии. В свое время кто-то предупредил Пономарева о том, что за ним ведется наблюдение и скоро будет произведен арест. Такой человек мог быть только из своих. И сейчас в качестве первого подозреваемого высвечивался подполковник Ермолаев. А раз так, то выстраивается следующая логическая цепочка: «Пономарев – Артюшин – Ермолаев».

Если подозрения верны, то Ермолаев выйдет с ним на контакт еще раз. Он прирожденный оперативник, а потому попробует организовать случайную встречу: она может состояться в магазине, на улице, даже в коридоре управления, где подполковник как бы ненароком спросит о том, как продвигается дело по Артюшину с Анисимовым.

А раз так, то к возможной встрече стоит подготовиться.

Следствие зашло в тупик. Иначе – уперлось в стену. Такую стену не прошибить лбом. Стена логическая, и пока не было вариантов как-то ее обогнуть.

Вообще, тюрьма – это не богадельня, да и сидельцы далеко не святые, так что нечего удивляться тому, что она с таким трудом распахивает свои ворота на волю. Войти в «чалку» можно за пятак, а вот чтобы выйти из нее, порой бывает недостаточно даже всех сокровищ Аладдина. Тем более выглядит очень подозрительно, что Всеволод Артюшин освободился из строгой зоны через год с небольшим.

Майор Никольский вышел из-за стола и приблизился к карте. Отыскал поселок близ Полярного круга с труднопроизносимым названием и решил, что самое время съездить в командировку. Можно позвонить, конечно, но телефонный разговор никогда не сумеет передать настроение беседы и, самое главное, глаза собеседника – а ведь они бывают куда красноречивее жестов, мимики, которыми сопровождается каждая беседа. Следовательно, нужно увидеть все воочию.

На следующий день, ближе к вечеру, Илья Никольский уже был на месте. Полет на самолете занял всего-то три часа, столько же предстояло трястись на служебном «уазике». Так что подкатил как раз к завершению рабочего дня.

Несмотря на поздний час, офицеры вместе с начальником зоны были на месте. Лагерь, огороженный высоким каменным забором, плотно укутанный колючей проволокой, с высокими вышками по периметру среди размахнувшегося во все стороны леса, отчего-то не выглядел чужеродно и казался точно такой же неотъемлемой частью окружавшего мира, как бараки, выстроенные на территории, отвоеванной у тайги, и как куцые огороды, спрятанные за ветхими покосившимися изгородями.

Как выяснилось, Всеволода Артюшина в колонии помнили. Не столь часто полицейского отправляют в обычную зону, пусть даже «цветного». А заместитель по оперативной части со смехом рассказывал о том, что между собой сотрудники колонии заключили своеобразное пари, сколько дней тот сумеет продержаться. Однако худшего не произошло. После трех стычек с блатными, в одной из которых Артюшин проломил голову обидчику, от него неожиданно отстали, и он зажил, как и остальные заключенные, отмеривая срок съеденными пайками. Он был всего лишь одним из многих и, собственно, ничем особым не выделялся.

Разговор проходил в кабинете начальника колонии, удобном и уютном. Глядя на мягкую дорогую мебель, расставленную вдоль стен, отчего-то казалось, что окна выходят не на плац, где происходит перекличка, а в тихий уютный сквер, в котором прогуливаются мамаши с колясками.

Начальник колонии, иначе «барин», был невысоким круглолицым мужчиной лет сорока пяти, чем-то неуловимо напоминавшим Наполеона. Поговаривают, что в полицейской системе барин зоны не только один из самых уважаемых людей, но и самых богатых. Не исключено, что где-нибудь в Альпийской республике он имеет загородный дом и на каждое Рождество отправляется туда с семьей, чтобы покататься на лыжах и растрясти обозначившийся животик.