Дэвид Гранн - Дьявол и Шерлок Холмс. Как совершаются преступления

Члены комитета отказали Уиллингэму в помиловании или отсрочке единогласно. Причины такого решения Ривз не знал: все обсуждения комитета проводятся втайне и его члены не обязаны никому отчетом. Более того, члены комитета не были обязаны пересматривать дело Уиллингэма, от них не требуется даже личное присутствие на обсуждении, и зачастую они посылают свое решение факсом — «смертный приговор по факсу».

С 1976 по 2004 год, когда Уиллингэм подавал свои прошения о пересмотре дела, в штате Техас лишь один раз был помилован смертник. Один из судей апелляционного суда Техаса назвал систему апелляций и помилования «юридической фикцией».

— Члены комитета ни разу не пригласили меня на слушания, не задали мне ни единого вопроса, — возмущался Ривз.

Правозащитники из проекта «Невинность» получили на основании закона о свободном доступе к информации все имевшиеся в офисе губернатора и в распоряжении комитета записи, относящиеся к докладу Херста.

— Судя по документам, они этот доклад получили, но ни в той ни в другой конторе никто не обратил на него внимания, не оценил его значение, не предложил официальным лицам рассмотреть его, — говорит Барри Шек. — Очевидно, и губернатору, и Комитету по помилованию и досрочному освобождению было попросту наплевать на экспертизу.

Лафайет Коллинз, состоявший в то время в комитете, объяснял мне, каким образом принимается решение:

— Мы ведь не решаем, виновен-невиновен. Мы не пересматриваем судебное решение. Мы просто проверяем, все ли в порядке по процедуре и чтобы не было совсем уж вопиющих ошибок.

И хотя, по словам Лафайета Коллинза, правила предусматривали возможность дополнительных слушаний при вновь открывшихся важных обстоятельствах, при нем «дополнительные слушания не проводились ни разу».

— Неужели членам комитета не показалось, что доклад Херста вскрыл именно «вопиющие ошибки» следствия? — поинтересовался я, но и на это у Лафайета нашелся ответ:

— Каких только отчетов мы не получаем, но у нас нет своих специалистов, чтобы оценить их.

Элвин Шоу, также служивший в то время в комитете, заявил, что в этом деле «ничего не настораживало», и сердито добавил:

— И вообще тут говорить не о чем.

Херст назвал поведение членов комитета «безответственным и бессовестным».

Ривз надеялся еще выпросить тридцатидневную отсрочку у губернатора Перри, но Уиллингэм тем временем писал завещание и последние распоряжения. Стейси он написал раньше, просил у нее прощения за то, что не сумел быть ей хорошим мужем, и благодарил за все, что она дала ему в жизни, в особенности за их трех дочерей:

«Я все еще слышу голос Эмбер, как она прикольно говорила «Чувяк!», как говорила «Дай я тебя обниму», и я все еще чувствую ручки Кармон и Кэмерон, которые гладят меня по лицу». Он выразил надежду: «Однажды, не знаю как, но как-нибудь правда обнаружится и мое имя будет очищено».

Он спросил Стейси, не согласится ли она установить его могильную плиту возле могилы детей. Стейси, которая поначалу твердо верила в невиновность своего мужа, незадолго до казни впервые заглянула в материалы дела. О заключении Херста она ничего не знала, и эти материалы убедили ее в том, что Уиллингэм виновен. Поэтому она отказалась исполнить его желание, заявив репортеру: «Он отнял у меня детей!»

Элизабет Джилберт, наоборот, просила прощения у Уиллингэма — ей казалось, что она сделала для него не все возможное. Еще до того, как ему отказали в помиловании, она предупреждала, что не может дать ему ничего кроме дружбы, и Уиллингэм с радостью принял это предложение. Он писал, что ему достаточно «быть хоть малой частью твоей жизни и, уходя, знать, что я все-таки соприкоснулся с другим сердцем, что кто-то будет меня помнить, когда я уйду. Тебе не за что просить прощения», — добавил он и попросил Элизабет присутствовать при казни, чтобы помочь ему справиться.

В назначенный для казни день, 17 февраля, родители Уиллингэма и еще кое-кто из родственников собрались в приемной тюрьмы. Приговоренного по-прежнему отделяло от них стекло из плексигласа. «Как бы я хотел обнять вас обоих, — писал Уиллингэм родителям. — Маму я всегда обнимал, а вот папу — слишком редко».

Оглядывая собравшихся, Уиллингэм вновь и вновь спрашивал, где же Элизабет. Он не знал, что незадолго до этого дня Элизабет Джилберт попала в аварию: она ехала домой из магазина, и другой автомобиль, проехав на красный свет, врезался в ее машину.

Как-то раз Уиллингэм предложил своей приятельнице просидеть целый день в кухне, никуда не выходя, чтобы хотя бы отчасти почувствовать на своей шкуре положение заключенного в тюрьме, но Элизабет все время уклонялась от этого сомнительного удовольствия. Теперь она была полностью парализована.