— Это был тщательно разработанный план, — продолжал он, — целью которого было положить конец коррупции и засилью мафии в округе Мэхонинг.
В получении взятки от мафии он признался, однако заявил, что взял деньги лишь затем, чтобы они не достались сопернику по предвыборной борьбе. Он не отрицал факт подписания «заявления» в присутствии агентов ФБР, но утверждал, что текст его существенно отличался от представленного публике «признания». Далее Трафикант сказал, что не поставил в известность агентов ФБР потому, что не доверял им, и, если бы Кронер с коллегами не помешали ему, он бы очистил от коррупции самый криминальный округ в стране.
— Главное, — заявил он, — что я внедрился в мафию.
Следующим давал показания Кронер. Он засвидетельствовал, что Трафикант подписал признание в его присутствии. Тот вскочил на ноги и заорал:
— Ложь! Бессовестная ложь!
На перекрестном допросе он лишь дразнил агента ФБР, бросая издевательские реплики после каждого его слова: «Ну, ясное дело!», «Ошибаешься, приятель». Трафикант вел себя вызывающе и то и дело обращался к репортерам с вопросом: «Ну, как я держусь?»
В этом насквозь коррумпированном регионе, где к официальным властям относились с недоверием, Трафикант мгновенно сделался народным героем. В его честь устраивали приемы, появились футболки с надписями в его поддержку. И всем было плевать, что налоговое управление подтвердило факт получения взятки и уклонение от налогов. Плевать было и на то, что деньги, которые он взял якобы лишь затем, чтобы использовать их как улику, бесследно исчезли; что один из заместителей Трафиканта показал под присягой, что шериф просил его симулировать покушение на самого себя, чтобы предстать в роли жертвы мафии и оттянуть таким образом судебное разбирательство. («Он уговаривал меня ранить его, но так, чтобы не искалечить», — пояснил заместитель.)
Ничто не могло повредить Трафиканту, ибо он лучше других понимал народ, среди которого жил. Присяжные прозаседали четыре дня и оправдали его по всем пунктам. Чарли Краб почти не ошибся с предсказанием, с той только разницей, что Трафикант стал не губернатором, а членом конгресса Соединенных Штатов.
К тому времени как Трафикант отправился в Вашингтон (в 1985 году), экономика долины Мэхонинг уже пришла в упадок. Резко упал мировой спрос на сталь, регион стал депрессивным. Закрывались металлургические заводы, на складах скапливался неликвидный товар. К концу десятилетия население Янгстауна сократилось на двадцать восемь тысяч человек, зато небо, которое десятилетиями закрывали грязные облака выбросов предприятий, стало почти голубым. Трафикант, многократно и успешно избиравшийся в конгресс, рьяно выступал против свертывания производства. Когда обанкротился один из последних сталелитейных заводов региона — это было в конце 80-х, — Трафикант высказался вполне в духе Чарли Краба.
— Время разговоров прошло! — заявил он и пригрозил, что если владелец какого-нибудь завода разорит предприятие, дающее местным жителям работу, то «возьмет его за глотку и удлинит ее на пару дюймов».
Процветающая индустрия в свое время привлекла мафию в регион, но депрессия не изгнала ее, а, напротив, укрепила. В Янгстауне практически не осталось тех, кто в 1970-е и 1980-е годы внес свой вклад в борьбу против мафиозных кланов Чикаго, Буффало и Нью-Йорка. Представители среднего класса либо покинули Янгстаун, либо обнищали. Немногие остававшиеся еще честные политики были запуганы или лишены реальной власти.
Таким образом, жизнь в городе оказалась как бы перевернута с ног на голову, и в результате выросло целое поколение, не знавшее никакой другой власти, кроме власти мафии, и привыкшее преклоняться перед ней.
Бэтчо сделал себе на руке татуировку с портретом босса и с гордостью заявлял, что «охотно примет за него пулю».
Тем временем Ленни Стролло с партнерами, отметив недостаточную наполняемость своих казино, подмяли под себя местных наркоторговцев и вообще весь криминалитет — больше-то ни у кого в долине денег не было.
Мафия, некогда соперничавшая с государственной властью в регионе, теперь попросту вытеснила ее. К 1997 году в городе Кэмпбелл, например, Стролло контролировал до 90 процентов назначений в полицейском департаменте. Он изменил условия приема туда таким образом, чтобы лично выбирать нужного шефа полиции и патрульных. Глава юридического отдела города приносил Стролло на дом список кандидатов на продвижение по службе, и тот принимал решение. Один юрист, которому пришлось поработать в этом городе, рассказывал мне, что Стролло мог, например, «одних бандитов отправлять в тюрьму, а других — освобождать».
Читать дальше