За июль его рейтинг ударов упал с 0,311 до 0,247 и оказался едва ли не самым низким в команде. Потом он подтянулся до 0,270. В мае у Рики был всего один хоумран, в июне — ни одного.
— Он по-прежнему хорошо видит мяч, — рассуждает, прислонившись к ограде тренировочной площадки, Кеннеди. — Но скорость у него уже не та.
После чудовищно неудачной серии матчей с «Медведями-самураями» (эта состоящая из этнических японцев команда занимает последнее место в лиге) Кеннеди обратил внимание, что Хендерсон, стоя в поле, смотрит себе под ноги. Обернувшись к тренеру, Кеннеди сказал: «Думаю, он от нас уйдет».
Кеннеди был настолько уверен, что Хендерсону настала пора уходить, что он позвал его к себе в офис, чтобы поговорить, как-то утешить. Но Хендерсон решительно запротестовал:
— Нет, брат, сдаваться я и не думал. Просто с ударом что-то не так. Не могу наладить.
Сезон продолжался, и все яснее становилось, что тот неукротимый дух, который прежде помогал ему ставить рекорды и воровать базы, теперь превратил его в заложника «Золотой лиги»: игрок по-прежнему верил, что ему по плечу невозможное.
— Когда я начинал играть с «Медведями» Ньюарка, я думал, что задержусь в команде на пару недель, пока не позовут в высшую лигу, — признается он. — Однако неделька превратилась в месяц, месяц — в сезон, и вот уже два года прошло, а я все жду, когда же меня позовут.
Надеясь улучшить результаты, Рики стал экспериментировать: отказался от своего фирменного наклона, и теперь эту прямую фигуру почти невозможно было узнать со зрительских мест.
— Помню, как закончилась моя карьера, — говорит Кеннеди. — Я начал сомневаться в своих возможностях. Я знал, чего хочу, но тело не повиновалось мне. Тогда я позвонил отцу и сказал ему: «Отец, с тобой такое было, что тебе показалось, будто ты уже недостаточно хорош для игры?» Он ответил: «Да, было, и, когда с тобой однажды такое случится, обратного пути нет».
В конце июля в матче против «Скорпионов» Хендерсон сначала выиграл сингл и перешел на первую базу. Там он, как и учил молодых, отошел на три шага и приготовился бежать.
Я был на том матче — ездил с командой в надежде увидеть, как Рики украдет базу. Зрители хором умоляли Рики бежать, питчер несколько раз бросал в сторону дома, чтобы держать Рики на привязи. «Сейчас бросит! — крикнул болельщик. — Смотри в оба!» Питчер начал то самое движение — но Хендерсон не тронулся с места, он словно оцепенел.
— Что с тобой, Рики! — заорал кто-то из толпы. — Разучился воровать?
Снова питчер подает, и снова Хендерсон занимает позицию, разминает пальцы. Питчер слегка опускает плечо — так он делает, собираясь бросать в дом, — но Хендерсон стоит на месте. Еще несколько подач, бэттер слишком близко отбивает граунд-бол, и Хендерсона легко выбивают со второй базы. Он возвращается на скамью запасных и орет:
— Чертово солнце, мать его! Оно мне прямо в глаза светило, ничего не видел из-за этого сраного солнца!
Он уселся на скамье, свесив голову, и впервые, с тех пор как мы познакомились, надолго погрузился в молчание.
Две недели спустя, в середине августа, то есть под конец сезона, в команде прошел слух, что кого-то из игроков собираются пригласить в оклендскую «А». Кеннеди закрылся у себя кабинете с телефоном, а завершив разговор, вышел в раздевалку и сообщил новость: один из «Псов» может перейти в резервную команду оклендской «А». Выбрали Адама Джонсона, молодого питчера. Хендерсон сказал мне (его тон показался мне вполне искренним):
— Я счастлив, что кому-то из ребят удалось вырваться из «Золотой лиги», получить шанс пробиться.
О себе в тот раз он даже и не упомянул. Но вечером, выходя в поле, он ткнул в логотип «Песчаных псов» на своем свитере и проворчал:
— Вот уж не думал, что закончу карьеру в таком наряде.
Я спросил его, уходит ли он окончательно после этого сезона.
— Продолжать мне, видно, уже не под силу, — вздохнул он. — Устал. — Он взял перчатку и невидящим взглядом уставился в поле. — Просто не знаю, сможет ли Рики остановиться, — произнес он.
Сентябрь 2005
После сезона 2005 года Хендерсон покинул «Золотую лигу», но все еще надеялся, что его позовут в высшую. В 2009 году, когда Рики исполнилось пятьдесят, его имя внесли в Зал Славы. Но и теперь он не угомонился:
— Я бы мог вернуться и еще поиграть.
Перед глазами у меня заклубилось густое черное облако. Я вдруг ощутил присутствие в нем некой злой силы, которая готова убить меня. Какие-то странные видения кружились у меня перед глазами в черном тумане, как предвестники чего-то еще более страшного, и сердце у меня надрывалось от ужаса.
Читать дальше