Буало-Нарсежак - Голубой экспресс делает 13 остановок (Сборник рассказов)

Дверь гардероба скрипит, и Дидье вынужден открывать ее миллиметр за миллиметром. Костюмов много, место темное, да к тому же Дидье нужно не выпускать из поля зрения Сильви.

А та как раз делает ему знак рукой и поспешно исчезает. Не менее поспешно Дидье закрывает за собой дверь в гардероб.

Со стаканом воды в руке Берта, выйдя из ванной, направляется к себе. Она уже почти подошла к двери, когда появилась Сильви.

— Вам нездоровится, Берта? У вас неважный вид.

Да, мигрень. Ничего удивительного, после такого удара! Сильви провожает ее в комнату, понимая, что ей предоставляется отличная возможность отвлечь Берту. Та вынимает из тумбочки пузырек, глотает какую-то таблетку и ложится. Завязывается разговор. Берта делится планами на будущее. Пожалуй, она продаст магазин — дела все равно шли плохо, и накопилось много долгов. А если продать все, у нее, возможно, останется достаточно денег, чтобы жить в домике, который оставили ей родители. Много ли ей нужно?..

Сильви слушает, одобрительно кивает и одновременно внимательно рассматривает комнату.

Вон на камине раскрытый бумажник — вероятно, Гастона, а это его зажигалка и очечник, его кошелек! Но тогда Берта уже…

…К тому же выводу приходит в гардеробе и Дидье. Берта опередила его! Карманы голубого костюма, в котором Гастон приезжал в Париж, пусты. Там нет даже старого билета на метро или автобус.

Дрожа от ярости, Дидье возвращается в «комнату для гостей», куда некоторое время спустя приходит и Сильви.

— Сука! — первое, что она произносит.

— Как! Ты уже знаешь? — удивляется Дидье.

— Пресвятая Дева! Да все, что было в карманах у Гастона, находится у нее. Надо думать, она перетряхнула все его вещи!

— Да, мы были наивны! — понизив голос и брызжа слюной, восклицает Дидье. — Такая, как она… Да она первым делом…

— Сука! — повторяет Сильви. — Ха! Она может себе позволить строить планы на будущее!

— Какие планы?

Сильви пересказывает услышанное, и Дидье сжимает кулаки.

— Вспомни, что нам рассказывал Гастон. Они же были на грани разорения. Уж не с этой ли продажи она…

— А вот с нашими двадцатью миллионами, да при хорошем совете — да!

— Но, черт возьми, должен же быть какой-нибудь способ или мы ничего не можем сделать?

— Ничего! И мы только что в этом убедились. У нас нет никаких доказательств. Только слова, ты понимаешь?!

— Так что же, мы будем продолжать прозябать, ходить пешком, пока эта… эта…

Сильви не в состоянии подобрать нужное слово и разражается слезами. Что касается Дидье, на его лице играет странная, интригующая улыбка.

— Минуточку! Ты еще не знаешь, на что я способен… Предоставь все мне. Я ей устрою! Не пройдет и двух дней, ты слышишь меня, Сильви, двух дней, и ты не захочешь поменяться с ней местами… Клянусь тебе, она мне заплатит… за двадцать-то миллионов!

После обеда супруги Марассен посещают все лавочки старого квартала.

— Нам нужны цветы… что-нибудь очень приличное… Это для похорон нашего кузена, мсье Гастона Крепуа… ну, вы знаете его магазин «Стоит только подумать».

— Ах! Так вы его родственники… Хороший был человек! Какой внезапный конец, не правда ли? А он казался таким крепким!

— Крепким! Да это была скала, а не человек! Он регулярно приезжал в Париж и, могу вас заверить, чувствовал себя лучше нас с вами… — Дидье несколько раз задумчиво качает головой. — Не станете же вы убеждать меня, что люди вдруг умирают вот так, без всякой причины, в расцвете лет…

Цветочница инстинктивно понижает голос.

— Вы думаете… что здесь не все чисто?

— Я? Я ничего не думаю… совсем ничего… Я просто очень и даже очень удивлен… Представьте только, что свой последний день мсье Крепуа провел в Париже с нами… и чувствовал себя покрепче Нового моста… Ну так что вы мне посоветуете?.. Венок… букет… или просто веточку?..

После цветочницы — бакалейщик.

— Пожалуйста, банку зеленого горошка… А мадам Крепуа не ваша ли постоянная покупательница?

— Ну как же! Бедная женщина! А вы, наверное, родственник?

— Я его двоюродный брат из Парижа. Да, родственник… Ах, мы до сих пор не можем прийти в себя.

— Увы! С сердечниками чаще всего именно так и происходит.

— Сердечник! Не слишком ли поспешный вывод?

Это сказано таким тоном, что бакалейщик застывает с протянутой над горой консервных банок рукой.

— Как?.. Вы думаете, что…

— Ну, я ничего не думаю… И ничего не говорю… Только констатирую… Горошек самый мелкий, какой у вас есть… Сколько с меня?