Фред Саберхаген - Шерлок Холмс и узы крови

Громыхая на ухабах, она неспешно катила по узким, мощённым булыжником улицам на больших деревянных колёсах, которые, хотя и были недавно смазаны, всё же тихонько поскрипывали. В ней, спиной друг к другу, стояли заключённые, и поскольку руки у них всё ещё были закованы, им не оставалось ничего иного, как опираться на товарищей по несчастью. Палач — в тот год им был Томас Тэрлис — и его помощник ехали в повозке вместе с арестантами, а у каждого колеса шли стражники Ньюгейта.

Позади повозки шагали люди маршала и офицеры шерифа [2] Главный представитель правительства в графстве. .

Все трое приговорённых к казни через повешение были осуждены за пиратство. Самый высокий из них, Александр Ильич Кулаков, обладал незаурядной внешностью. Этот рыжебородый и зеленоглазый человек, лицо которого украшали шрамы, был худощавым, но широкоплечим и сильным. Кулаков был русским, однако в данном случае национальность не имела значения. Правосудие британского монарха беспристрастно лишало всех троих жизни — ни у одного из приговорённых не было влиятельных друзей в Лондоне, а вот враги имелись.

Процессии нужно было преодолеть немногим более двух миль к востоку от Ньюгейтской тюрьмы, проехав чуть севернее большого купола собора Святого Павла, через Корнхилл и Уайтчепел, мимо Тауэр-Хилл и унылого приземистого Тауэра — в Уоппинг, район доков и таверн, примостившихся в широком изгибе северного берега Темзы.

По мере продвижения процессии число зрителей росло. Вчера вечером и сегодня утром, как обычно, распространились слухи о предстоящей казни. Каждый год в Лондоне сотни людей стекаются поглазеть на казни, и на этот раз процессии пришлось несколько раз останавливаться из-за большого скопления народа. Когда повозка застревала, из окон и с деревьев свешивались люди, предлагая приговорённым кувшины или бутылки со спиртным.

Тяга Кулакова к крепким напиткам сейчас, по-видимому, поубавилась. Однако два других приговорённых делали всё возможное, чтобы, несмотря на наручники, воспользоваться щедростью собравшихся. Палачи, желавшие облегчить себе работу, помогали этой парочке выпить да и сами не гнушались подкрепляться из того же кувшина или бутылки.

Один из товарищей русского капитана напился до бесчувствия ещё до прибытия на место.

Второго заключённого в тот век, когда смерть так часто превращалась в публичную церемонию, сопровождали родственники. Одни из них, идя за повозкой, плакали, другие причитали, третьи с каменным лицом взирали на происходящее — в зависимости от темперамента. Офицеры шерифа оттесняли их в самый хвост.

Процессии из Ньюгейта направлялись по этому маршруту неоднократно, и повозка прибыла в Док Висельников точно к часу отлива Темзы: только в это время можно было легко подобраться к виселице.

Сотни лет на этом месте казнили пиратов и мятежников, а случалось — и капитана или его помощника за жестокое обращение с членами экипажа. В то утро ещё можно было увидеть казнённых на прошлой неделе: каждый из них висел в цепях на отдельном столбе. Чайки и скверная погода сделали своё дело: лица мертвецов лишились глаз, кожа выцвела и задубилась. Казнённые постоянно выставлялись подобным образом в назидание морякам с проходящих мимо судов как свидетельство того, что у Адмиралтейства длинные руки и судит оно сурово.

Столбы с повешенными были установлены вдоль берега реки на некотором расстоянии от виселицы. Она представляла собой два столба с поперечной перекладиной, находившейся футах в десяти от полоски илистой земли, которую сейчас обнажил отлив.

Три новых столба, зловеще пустовавших, поджидали очередные жертвы.

В то утро сюда прибыли и знатные особы, и простолюдины. Были заняты все удобные и неудобные наблюдательные пункты. Террасы таверн и других зданий на берегу, а также доки и пирсы были полны зевак. Десятки маленьких ботов сновали туда и обратно, а некоторые из них бросали якорь. Течение было очень медленным, так как начинался отлив. Баржа, пришвартованная в сорока футах от берега, предоставляла места тем, кто хотел и мог заплатить. На несколько большем расстоянии от суши стояла на якоре пара судов, и члены экипажа и пассажиры высыпали на палубы, приготовившись следить за казнью. За этими судами сквозь туман и изморось вырисовывались призрачные очертания доков и строений на южном берегу.

Одна зрительница, тёмноволосая и белокожая, устроилась на стуле у окна таверны, построенной на ближнем мысу. Тип её лица был несомненно азиатский. Она уселась так, чтобы на неё не попадал свет. Вместе с ней за столом сидел хорошо одетый дородный господин средних лет по имени Эмброуз Алтамонт. Этот коммонер [3] Нетитулованное лицо (в отличие от пэра). совсем недавно неслыханно разбогател. Судя по обветренному, загорелому лицу, он был не понаслышке знаком с морем и тропическим солнцем.