Наталья Корнилова - Шестое чувство

– У вас есть такое предположение?

– Не исключаю, – уклончиво отозвался Родион, и я поняла, что он, как ему то свойственно в целом, недоговаривает по ходу ведения дела. – Но подступиться к Усову нам неоткуда. Запись слов Митрохина может повредить лишь одному Митрохину. Усова нельзя завалить на основе каких-то пленок. Да и есть ли смысл трогать его вообще? В любом случае следует с сожалением констатировать: касательно Усова нам светит разве что ходить сужающимися кругами, но тронуть его… нет, Мария, это нам не по зубам. Нет.

Сказав это, Родион полузакрыл глаза. Его тонкие ноздри трепетали.

Я знала: так Родион вел себя только тогда, когда чувствовал, что цель близка, и полагал, что сам сумеет решить задачу. Без моей помощи. Быть может, у моего босса уже было решение, но тем не менее он не считал нужным сообщать мне его. Доводить до моего сведения.

Я попыталась не согласиться с ним:

– Но если мы будем медлить, то могут последовать еще жертвы. Например, Нина Алексеевна… да и…

– Жертвы могут быть, если мы будем форсировать события! – прервал меня Шульгин. – Если мы будем продолжать лезть на рожон так, как мы это делали до сих пор. Я допустил ошибку, Мария. Я не должен был посылать тебя в Воронеж и грубыми методами, достойными стажера РОВД, раскапывать информацию.

– Причем «раскапывать» – в буквальном смысле этого слова, – с досадой прибавила я. – Я так понимаю, что вы, босс, пока что отставляете меня от дела?

– Ты верно поняла. Усов опасен. Ты даже не представляешь, как опасен он и стоящие за ним люди.

– Вы, Родион Потапович, ведете себя непоследовательно. Но ваше распоряжение для меня неоспоримо. Я беру передышку.

И я удалилась из офиса, оставив босса покачиваться в кресле под аккомпанемент криков расходившегося Тапика.

На улице на меня с удивительной силой вдруг навалилось одиночество. Даже временное отлучение меня от работы словно перекрыло кислород, я задыхалась от избытка высвободившегося времени и невозможности заполнить его. Это можно было сравнить с нахождением в разреженном пространстве. Я пошла по улице. Солнце заходило. На Москву опускался вечер.

Я размышляла.

Родион, бесспорно, что-то узнал. Но он полагал, что в финале дела я не буду ему нужна. Такое его поведение уже не раз выбивало меня из колеи во время нашей совместной работы. Родион Потапович таким образом давал понять, что моя миссия в расследовании закончена.

Зазвонил мобильный. Я остановилась и открыла сумочку, пальцы коснулись трубки, и в этот момент мягко накатился звук тормозов, не взвизгнул, а именно накатился – спокойно, нагло и уверенно. Если бы не звонок, я, быть может, обратила бы на это более пристальное внимание, в конце концов, сработала бы отлаженная сигнальная система, подсознательно высвободившая тревогу и немедленную ответную реакцию… Но тут я на секунду помедлила – и получила по ногам такой удар, что подломились коленки, и я сама упала бы головой об асфальт, если бы меня не схватили чьи-то грубые сильные руки. Я почувствовала неприятное прикосновение пистолетного дула, резкую боль – меня рванули за волосы, – а потом издевательский голос произнес:

– Тащи эту суку в машину.

Господи, как всколыхнулось во мне бешенство, когда я услышала этот голос! Я узнала его. Еще бы я не узнала его!

Меня втащили в салон джипа. Метнулся перед глазами белый потолок, потом вынырнуло хмурое бровастое лицо. Рот криво, с пренебрежением, повело в сторону:

– А ниче соска!

– Ты не лапай ее, а браслетики нащелкни на грабли. Она у нас крутая, эту… как ее… Никиту из себя строит. И пасть ей залепи лентой, чтобы не квакала.

Мне надели на заведенные на спину руки наручники.

– На заднем сиденье ее надо оставить, – сказал бровастый похититель, – и безопасно, ну и все такое… Я с ней поеду рядом – у меня ствол, если что, то я не промахнусь – с такого-то расстояния. А то с ней поосторожнее… как она Жирного завалила.

Но у Феликса Митрохина, а это был именно он, возникло иное мнение.

– Нет, – возразил он, – а вдруг мусора неподготовленные тормознут? Шальные? А она мяукнет что-нибудь? Ну или знак им подаст какой… Лучше связать ей ноги и в багажник отскладировать. Рот запакуем, так что вопить не будет. А руки у нее за спиной наручниками скованы, так что ленту со рта она не сорвет. К тому же из багажника она не увидит дорогу. Да если бы и увидела, – усмехнулся белобрысый Феликс, – все равно после того, как Ус с ней перекинется беседой, она свое имя помнить не будет.