Марина Белова - Выйти замуж за немецкого рыцаря

– Так уж ваши? – скривилась Ирина.

– Я чувствовал, что это мои, – Алекс не услышал иронию в словах Ирины. – Интуиция никогда меня не подводила. Я был готов купить картины за любые деньги, но хозяин даже не захотел со мной встретиться, – он с укором посмотрел на Густава. Тот лишь кивнул.

– И тогда вы решили организовать ограбление? – предположила Алина.

– Я? Никогда! Один мой американский товарищ, тоже, кстати, русский – он иммигрировал из России лет десять назад, – посоветовал мне обратиться в одну фирму, которая занималась покупкой ценностей за рубежом, то есть в России и странах СНГ. Они каким-то образом умели договариваться с владельцами и за услуги брали относительно недорого. И что самое главное, имели каналы, по которым можно было вывезти произведения искусства.

– Контрабандные каналы. И вы, разумеется, даже не догадывались, каким образом ребята из этой фирмы договариваются с владельцами?

Алекс потупил глаза и сделал вид, будто не расслышал язвительного дополнения Ирины.

– В общем, меня свели с неким господином.

– С каким господином? – уточнила я.

– Он представился Ивановым, но мне показалось, что фамилия не настоящая, хотя на вид этот мужчина выглядел вполне добропорядочно. Он так обаятельно улыбался, говорил тихо, спокойно. Встретились мы не в офисе, а в кафе. Естественно, меня это насторожило. Я сказал, что полный расчет фирма получит только после того, как я увижу картины. Впрочем, и Иванов, как только узнал, что картины надо везти не из России, а из Германии, тоже не сразу согласился мне помочь, попросил время подумать. Через неделю он мне позвонил, сказал, что берется за дело, но нужен задаток, чтобы оформить некоторые бумаги. Я дал столько, сколько попросили. Это была не такая и большая для меня сумма. Иванов обещал уложиться в месяц. Через месяц он мне позвонил, сказал, чтобы я прилетел в Германию. Картины у него, но вывозить их в Нью-Йорк я буду сам. Мы, конечно, так не договаривались, но ради этих картин я был готов еще доплатить. Я прилетел в Дюссельдорф и стал ждать звонка, но он мне так и не позвонил. Я подумал, что сделка Иванова в последний момент сорвалась и ему неловко показываться мне на глаза, и уже собирался улететь домой.

– И что же вас остановило и привело в этот дом?

– Случайно шел мимо отеля, в котором останавливался раньше. Там в кафе на первом этаже варят очень хороший кофе. Решил зайти. Меня окликнул парень с рецепции. Надо же, узнал! Впрочем, я ему всегда хорошие чаевые оставлял. Он сказал, что меня спрашивал некий Густав Шульц. Извините, что я без звонка. Вы мне объясните, что с картинами? С ними все в порядке?

– А вы знали, что ваш Иванов – вор? – вырвалось у Ирины. – Он и его подельники втерлись в нашу семью и обворовали дом.

– О господи! Неужели я стал наводчиком? Какой позор! – искренне ужаснулся Алекс. – Иванов украл картины? А потом… Что же получается? Он решил перепродать их кому-то другому?!

– Видимо, да.

– Тогда надо срочно звонить в полицию! Вот его номера телефонов! – Он протянул Густаву бумажку с номерами моего и Алининого телефона. – Иванов специально их поместил в Интернете, чтобы ему звонили покупатели.

– Это наши телефоны, – откашлявшись, сказала я. – Это мы их поместили, чтобы выйти на след преступников.

– Неужели я снова потерял эти картины?

Этот Петроу, или Петровский, как бы его звали в России, так разволновался, что мне даже стало его жалко. В целом он производил приятное впечатление: красиво говорил, держался прямо и смотрел уверенно, как смотрит человек с чистой совестью.

– На самом деле мы не знаем, что было на уме у Иванова, – покачала я головой, – но в его мастерски разработанном плане произошел сбой. Он вынес картины из дома, но недалеко.

– Это как? Его поймали с поличным?

– Вроде того, – хмыкнула я и рассказала, как было на самом деле. – Кстати, этот товарищ сейчас здесь. Вы бы могли его опознать?

– Кого? Иванова?

– Иванова или Сидоренко, мы не знаем, как его зовут на самом деле. Густав, мы можем пройти к нашему больному?

– Разумеется.

Мы поднялись на второй этаж, где в гостевой комнате под бдительным надзором Франца приходил в себя Николай. Его кормили, поили, лечили дорогостоящими лекарствами, но полностью изолировали от внешнего мира: забрали мобильный телефон и не разрешали выходить из комнаты. Впрочем, Николай был настолько слаб, что не смог бы дойти и до лестницы.

Конечно, можно было сдать Николая в полицию, но я уговорила Густава этого не делать. Надо было еще узнать, куда делось кольцо нибелунгов и другие ценности. Николай же упорно молчал, испытывая наше терпение. Кажется, его вполне устраивало то, как с ним обходятся в этом доме.