Сергей Высоцкий - Смерть транзитного пассажира

Буров огляделся. Туман почти рассеялся. Рядом с дорогой начинался густой еловый лес. Чуть подальше виднелась просека. Шагнув через дорогу, по просеке уходила в лес линия электропередачи. «Да это никак дорога из Лужков в Кушкино? — вспомнил вдруг Буров. — Ну конечно! Тут до Лужков рукой подать».

— А тебе-то что здесь с нами куковать? — словно угадав его мысли, сказал займищенский мужчина. — По тропке напрямки за пятнадцать минут дошагаешь…

— Да я вот и собираюсь, — ответил Буров. — Будьте здоровы.

Мужчина кивнул.

Буров перепрыгнул через канаву, прошел десяток шагов вдоль дороги и свернул на просеку. Дороги здесь никакой не было, хотя он помнил, что до войны по ней ездили даже на телегах. Зато тропка была утоптанная. Она вилась по гребню невысокого, заросшего густой травой вала. Когда-то этот вал разделял земли двух волостей.

Дорогой этой ходил Буров в Кушкино еще со своей бабушкой. К каким-то родственникам. К каким — он не помнил. Ходили обычно на Николу, на зимнего и на летнего. Или в петров день. Буров попытался вспомнить, на какие же числа приходились эти праздники, но тоже не вспомнил.

Лес по сторонам стоял красивый. Ельник кончился, и пошел негустой смешанный лес. Огромные березы с поникшими ветвями-плетями, словно плакучие, сосна, можжевеловые заросли… «Грибов-то нету, наверное, — подумал Буров. — Разве что сморчки…» В глубине леса протяжно ворковали лесные голуби. «Витютни, что ли, называются?»— вспомнил он.

Где-то рядом должен был быть разрушенный кирпичный сарай. Буров представлял это с необыкновенной ясностью. И рядом с сараем — небольшой взгорок. С густой травой. Кажется, там всегда рос клеверок, кашка. Запах стоял прекрасный. И летом радовали глаз красные капли земляники. С этой горки, если посмотреть в сторону Лужков, среди замшелых елей должен быть виден прогалок. И там поле, всегда засеянное рожью. Не знающее никаких севооборотов и родившее прекрасно.

Горку эту называли у них в семье бабушкиной. На ней бабушка («А как же звали бабушку? Как же ее звали? Бабушка Мариша? Нет. Ефросинья? Тоже нет…») всегда отдыхать любила. Считала, что полдороги от Лужков до Кушкино пройдено. Закусывала. Лес слушала…

Буров шел легко, наслаждаясь гомоном птиц, густым, пьянящим голову настоем лесного воздуха. Глядел по сторонам, ожидая вот-вот увидеть разрушенный сарай и бабушкину горку. Но их все не было. «Может, перепутал что? Да нет. Места, похоже, те…»

Тропинка взяла круто вверх. И снова екнуло сердце у Бурова. Вот сейчас он увидит Лужки. Стоит только подняться по тропке в гору. Взбежишь — и увидишь.

Он остановился передохнуть, стараясь унять зачастившее вдруг сердце. Постоял немного и стал подниматься…

Василий Кузьмич проснулся рано. Солнце, пробившись сквозь макушки сосен проникло в дом, чуть-чуть пригрело ему лицо. Он посмотрел на часы: еще не было и шести. Сладко потянулся и снова закрыл глаза. Ему было покойно и хорошо лежать, пригретому солнцем, и слушать, как слабо шелестят сосны под дуновением утреннего ветерка.

Он уже второй день жил на кордоне у одинокого лесника Журавлева. Журавлеву было около пятидесяти, все звали его дядей Костей, а за глаза просто Журавлем. Кордон его стоял километрах в семи от Лужков. Для грибников и охотников он был хорошим ориентиром, делящим лес на две части: «до дяди Кости» и «за дядю Костю». «За дядю Костю» считалось уже далеко.

Василий Кузьмич вспомнил вчерашние рассказы Журавлева про охоту и улыбнулся: «Вот ведь мастак завирать… Жаль, сегодня уже не послушаю его. Утречком закончу здесь дела, — подумал он, — и домой. Помогу Лидке с матерью по хозяйству. Да они небось и без меня управились… Свадьба — дело нешуточное, впопыхах не делается».

Лида, его дочь, выходила замуж. Василий Кузьмич души не чаял в ней и был рад, что с ее замужеством все складывается так удачно. Он хорошо знал жениха, долговязого Толика Гонохова, их деревенского парня. И, уже несколько лет приглядываясь к нему, считал, что лучшего мужа для дочери трудно было бы найти. Но Лиде об этом никогда не говорил. И жене тоже не говорил. «Семейное дело хитрое. Посоветуешь, а потом чего не выйдет у них, не сложится — будешь всю жизнь себя попрекать», — рассуждал Василий Кузьмич.

Толик жил с матерью и двумя младшими сестрами. Отец лет десять назад погиб во время большого пожара на главной усадьбе опытного леспромхоза, в котором работал лесничим Василий Кузьмич. Погиб, пытаясь вывести из гаража трактор. Толику в то время было пятнадцать. Он ушел из школы и стал работать в колхозе — надо было помогать матери растить сестер. Учебу, впрочем, он не забросил совсем, а стал учиться в заочной школе. Как ухитрялся он справляться с работой, с хлопотами по дому да еще учиться? Василий Кузьмич понять не мог и только восхищался да ставил Толика в пример другим парням из леспромхоза.