Надежда Зорина - Приговор, который нельзя обжаловать

У двери мы на секунду остановились и одновременно повернулись друг к другу. Соня мне улыбнулась – просияла лицом. Я тоже ей попыталась ответить улыбкой, но ничего не получилось.

– Прощай, Сонечка! Вспоминай иногда обо мне. Если бы ты знала, как мне сейчас тяжело!

– Пора!

– Пора…

Мы вместе, одновременно, потянулись к замку, соприкоснулись пальцами, повернули.

«Любимый!»

«Убийца»…

На пороге стоял следователь Родомский.

Соня вскрикнула и бросилась в мою комнату. Я удивленно уставилась на Родомского. Вот уж кого не ожидала! И не время ему сейчас, он приходит по утрам.

– Пойдемте. – Он захлопнул дверь, крепко взял меня за плечо и повел в мою комнату. Почему туда? Он всегда проводил допросы там, где проходили поминки.

Соня опять сидела на подоконнике, спрятавшись за занавеской – я видела ее силуэт. Родомский подтолкнул меня к кровати, я не удержала равновесия, почти упала на нее.

– Ну вот, – он посмотрел на меня как-то неуместно весело, – наконец все встало на свои места. Мое расследование подошло к логическому завершению.

– К завершению? – Голос отчего-то сел, я откашлялась. – Вы нашли убийцу?

– Нашел. – Он мне подмигнул и рассмеялся.

– И… арестовали?

– Да, почти. Сейчас арестую, затем и пришел.

Не враг, а спаситель – вот оно что! А я-то думала… а я-то его боялась!

– Спасибо! – Я с благодарностью, даже с нежностью посмотрела на него. – Большое спасибо.

– За что? – Родомский, кажется, удивился.

– За то, что нашли убийцу.

– Ну, что там! Работа такая! – Он улыбнулся. Какая открытая, какая симпатичная у него улыбка! Почти как… у того, с развязанным шнурком.

Я помолчала, любуясь на его улыбку, радуясь освобождению. Еще несколько минут назад я и не надеялась, что мне можно как-то спастись, готовилась к смерти, и вот… Только сейчас мне стало ясно, как же я все эти дни боялась, в каком напряжении жила. Он тоже молчал, радовался, вероятно, моей радостью: спасители – самые счастливые люди на свете, потому что это ведь высшее счастье – нести освобождение другим.

Впрочем, окончательно расслабляться рано: убийца еще не арестован, убийца придет сюда с минуты на минуту. Нужно подготовиться и все хорошо рассчитать.

– Как все произойдет? – Я обвела взглядом комнату. Соня шевельнулась за занавеской, вздохнула – тоже волнуется, понимает, что не все еще закончилось. – Вы можете спрятаться здесь. – Я подошла к шкафу, открыла дверцы, заглянула внутрь. – Да, здесь вам будет удобно: просторно и слышно каждое слово, а в щелку видно, что происходит. – Я залезла в шкаф, прикрыла дверцы, посмотрела в щель – да, комната отлично просматривается, Родомский подходит – прекрасно слышно, как он подходит, вытянула ноги, устраиваясь поудобней – если убийца задержится, так спокойно можно просидеть сколько угодно времени: мышцы не затекут и воздуху вполне хватит.

Родомский резко распахнул дверцы.

– Прекратите кривляться! Что это вы задумали? Вылезайте! – Он подал мне руку, но не дождался, когда я за нее ухвачусь, схватил меня за плечо и выдернул из шкафа.

– Но как же вы тогда его арестуете? – обиделась на неожиданную грубость с его стороны и в запальчивости слишком громко выкрикнула я. – Если вы просто усядетесь на стуле, он ведь не станет меня убивать, а вы, я так понимаю, хотите взять его с поличным? У вас, вероятно, недостаточно доказательств?

– Доказательств у меня достаточно. – Родомский засмеялся – обидно и грубо. – Доказательств у меня более чем достаточно. Да сядьте же вон туда! – Он снова подтолкнул меня к кровати. – Графологическая экспертиза – раз, графологическая экспертиза – два, графологическая экспертиза – три, – восторженно проговорил он совершенно непонятную, абсурдную какую-то фразу. – Что вы на меня уставились, будто не понимаете, о чем идет речь?

– Я в самом деле не понимаю.

Что-то не то с его ролью спасителя, что-то фальшивое и злое проступает во всем его облике. Если он и спаситель, то очень странный спаситель.

– Прекрасно вы все понимаете! Я имею в виду записки.

– Какие записки?

– Предсмертная записка вашего отца, обвинительная записка Артемию Польскому. И та и другая были написаны одной рукой, графологическая экспертиза это установила.

– Я не понимаю…

– А еще в ящике этого самого стола, – он постучал по крышке, – я нашел вот это. – Родомский расстегнул папку и вытащил какую-то бумажку. – Видите?

Я привстала, с недоумением рассматривая то, что он мне показывал. Страница, вырванная из школьной тетради в клеточку, была сплошь исписана буквами, по нескольку строчек каждой буквы, как в прописи.