Барбара Вайн - Роковая перестановка

— Меня вышибут с медицинского факультета, вот и все. Я смогу распрощаться со всеми своими перспективами.

Шива качал головой и нервно сглатывал — видимо, ему было трудно говорить, но он все же это сделал, предварительно ухватив голову так, будто собирался отделить ее от тела.

— А как же я? А мой отец? Меня должны были взять в клинику.

— Ты действительно считаешь, что все это важнее того, что случилось здесь? Это же был чей-то ребенок, чей-то любимый ребенок, а теперь он умер.

— Они решат, что мы с ней что-то сделали. Нас могут посадить в тюрьму, — безжизненным голосом сказал Эдам.

Руфус пожал плечами.

— Ладно вам. Ситуация такая же, как была полчаса назад, только Вивьен все узнала. Так что делаем все по плану. Сейчас Шива и Вивьен собираются, и я отвожу их на вокзал в Колчестер. Так?

Вивьен отказывалась принимать такой вариант. Она твердо стояла на своем.

— Нет, не так. Руфус, я не могу быть замешана во все это. Я не могу действовать заодно со всеми вами. Если никто со мной не поедет, я поеду одна. В Синдоне есть отделение полиции.

— Вивьен, тебя некому везти, — сказал Руфус. Высокий, сильный, раза в два тяжелее девушки, он подошел к ней и взял за руку.

Вивьен выдернула руку.

— Я пойду пешком.

— Боюсь, не пойдешь. Нас четверо против тебя одной. Мы не выпустим тебя отсюда, даже если придется применить силу.

Ужасным в этом было то, что Вивьен больше не говорила о том, чтобы пойти в полицию, рассказать обо всем. Она заявила о своем намерении, но после того как Руфус сказал о применении силы, не упоминала о нем. Возможно, Вивьен изменила свое решение и никуда бы не пошла. Эдаму было тяжело вспоминать об этом, даже сейчас. А тогда он думал только о том, что ее нельзя отпускать — если он вообще был способен думать в тот момент. Вполне возможно, что она не пошла бы в полицию. Хотя ей и претило то, что они сделали, или то, что, как она считала, они сделали, Вивьен вряд ли сдала бы их полиции, она осталась бы на их стороне. В одиночку она не могла противостоять.

С другой стороны, у Вивьен не было с собой сумки. Так что, уходя из дома, она не собиралась сбегать в Лондон. Ее одежда и ковровая сумка оставались наверху, коробка с цветочными настойками стояла на столе. Однако Вивьен оттолкнула руку Зоси, которая пыталась поймать ее за платье, она отпихнула Руфуса. Ее глаза задержались на Шиве — она просто посмотрела на него без всякого выражения, — и тот вздрогнул от этого пустого взгляда. Вивьен резким движением сорвала со стены «гештальт-молитву». Не выпуская из руки рваный листок, она открыла дверь черного хода, и все это без единого слова, без какого-либо упоминания о том, чтобы идти в полицию.

Каким-то образом Шива оказался между Вивьен и Руфусом, поэтому последнему, чтобы дотянуться до нее, пришлось бы оттолкнуть Шиву. Он и не дотянулся, даже на фут не приблизился к ней. В кухню ворвался холодный влажный воздух, и Вивьен побежала по мощенной плитняком дорожке…

Новости из Уайвис-холла куда-то исчезли. С воскресенья не было ничего. Эдам подумал, что такое уже случалось раньше в процессе расследования другого убийства — или в процессе той доли расследования, что становилась достоянием гласности. Изо дня в день в газетах появлялись маленькие фотографии или сообщения в несколько строчек, а потом наступало зловещее затишье. Проходила неделя, и читатели забывали о деле, полностью выбрасывали его из головы. А потом вдруг появлялась коротенькая статейка о мужчине, помогающем полиции в расследовании, и на следующий день печаталось объявление об аресте, о начале судебных слушаний.

Позвонил Руфус и сказал, что полиция не приходила к нему и не связывалась. Эдам пришел в ужас, узнав о поездке в Нунз. Он чувствовал, что никогда бы не решился приблизиться к Уайвис-холлу или к той невидимой стене, что окружала его. Что до полиции, то не стоит ждать, что она будет искать подтверждения, потому что там все равно не поверили в его историю. Их интересует человек-коипу. Эдам представил, как Уиндер, или Стреттон, или они вдвоем долгими часами допрашивают человека-коипу, или почтальоншу, или фермера, или таксиста, везшего Руфуса, — и все эти люди рассказывают им об обитателях Уайвис-холла, двух девушках и троих юношах, о звуках выстрелов, о детском плаче, об окончательном и бесповоротном увольнении садовника, о винных бутылках, о десятках бутылок в мешках, которые еженедельно забирали мусорщики, о поспешном отъезде, о вскопанной земле на прогалине в хвойном лесу…