Владимир Орешкин - Нино, одинокий бегун

Дверь открылась, человек в белом халате несколько мгновений смотрел, как я катаюсь по полу, потом ринулся назад, должно быть, за подмогой.

Я не стал медлить, вскочил и ринулся в коридор, по нему в противоположную сторону, к лестнице, по которой поднимался сегодня. К счастью, наружные двери не были заперты, и я выскочил на улицу. Теперь нужно незамеченным добраться до аэролётной площадки. Я нырнул в низкие кусты и под их прикрытием, сгорбившись, побежал в ее сторону. На втором этаже корпуса, где я только что был, загорелся яркий свет и затренькал злой колокольчик. Нужно торопиться!

Но я не успел. На площадке у двух санитарных аэролётов уже стояли люди и беспокойно огладывались по сторонам. Мощные светильники позволяли отчетливо видеть, как они крутили головами, прислушиваясь к темноте. Уличные фонари, едва мерцавшие, стали разгораться, я понял, что скоро стану виден как на ладони.

Казалось, спасения нет. Вдруг зашелестело и ласковый женский голос негромко заворковал где-то рядом: "Харольд Лемке, вернитесь, вам не сделают ничего плохого". Голос увещевал меня, интонации его были мягкими, дружескими. Я упал на землю, стиснул голову руками и заплакал. Сзади полыхал склад, я забрался туда, умудрился поджечь, кричал что-то безумным голосом оттуда, чтобы они убедились - я там. Потом незаметно выбрался. Это нетрудно было сделать - я попал туда по той же трубе, по которой уполз. Народ суетился вокруг пожара. Минут через десять небо озарилось лучами прожекторов - прилетели пожарные аэролёты. Они залили склад пеной, она сахарной горой возвышалась теперь на месте здания. Это было красиво: и пожар, и появление пожарных, и толстые белые струи, падающие в огонь.

Я с горькой усмешкой просмотрел всю картину, от начала и до конца. Теперь я получил небольшую передышку - они уверены, что я сгорел, раньше утра поиски обуглившегося трупа не начнут. А до утра времени много, можно что-нибудь придумать.

Тревога была всеобщая, по освещенным дорожкам пробегали взволнованные медики, большинство их было в белых халатах - я ненавидел этот цвет, Среди ярких ночных зданий лишь сумрачная группа низких бараков в стороне, метрах в трехстах, оставалась безмятежно погруженной в сон. Я припомнил, как сопровождавший меня доктор объяснил - дай бог ему здоровья, - что это подсобное хозяйство.

Туда-то, то ползком, то короткими перебежками, то трусливым шагом загнанного зверя, я и направил стопы.

Только одна мысль, одно желание владело мной - выбраться отсюда. До серого приземистого здания я добрался удачно, меня никто не заметил. За стеной ночевали животные, - нужно было отсидеться. Я приоткрыл дверь, она заскрипела, из душной темноты пахнуло незнакомым теплым запахом. Я почувствовал легкую тошноту, но она и обрадовала - здесь нет людей.

В бледном отсвете окон то тут, то там виднелись смутные белые тела. Некоторые из них тяжело вздыхали. Пространство вокруг было усеяно свиньями... Где же мне найти местечко?

Я шел между ними, чавкая ногами в какой-то жиже, они не боялись меня. Некоторые приподнимали голову, смотрели и негромко успокоительно хрюкали. Я почти ничего не видел - шумные сонные вздохи и миролюбивое похрюкивание. Наконец, несколько впереди, слева, различил темный большой бугор. Это оказалось прелое сено, наваленное в кучу, делать нечего, другое столь же удобное место я вряд ли смогу отыскать...

Сено влажное и теплое - я устроился сбоку, сделал ямку и улегся. К запаху навоза я притерпелся, он не казался больше невыносимым... Нужно что-то придумать, какой-то способ выскользнуть из госпиталя. Свобода мерещилась и звала к себе!

Возбуждение от побега, разочарование при виде людей на аэролётной площадке, от поджога склада, тесной трубы, по которой полз, постепенно проходило. Еще хотелось бороться, азарт кипел во мне, казалось, что стоит посражаться, что неизвестно, кто кого. Но тропическая влажная темнота, полная испарений, вздохов бесчисленного количества животных, успокаивала. Всё здесь было лениво и неспешно.

Успокаивался и я. Попытался размышлять, что же предпринять, чтобы вырваться на свободу. Спать не хотелось, но и не хотелось уже бежать, красться, угонять аэролёты, не хотелось вообще двигаться, словно бы движением своим я мог нарушить тишину и мир огромного с невысокими потолками зала.

Хорошо, я верю в себя, мне всегда удается задуманное, я вырвусь и отсюда. Что буду делать потом, куда поеду, с кем буду говорить, за кого себя выдавать?