Анна и Сергей Литвиновы - Несвятое семейство

Зато подо всю остальную фактуру у него была подложена мощная доказательная база – не подкопаешься. Фотографии, ксерокопии, огромная папка документов подтверждали едва ли не каждую запятую в его будущей статье. А Дима постепенно стал воспринимать историю едва ли не как персональную вендетту, а Жижикина, Серафимкина и Камыниных – как личных врагов. А все потому, что, после того как первый шок, горячка и одновременно столбняк у местных властей прошли, те поняли, откуда ветер дует, и начали делать все, чтобы дезавуировать будущую полуяновскую статью и скомпрометировать ее автора. Приступили проверенными (и часто действенными) средствами: напоить, соблазнить. Когда журналист не повелся, задержали в городе якобы за вождение в нетрезвом виде, продержали ночку в обезьяннике, отпустили, извинились. Хмурые личности звонили ему по мобильному телефону, угрожали. Написали телегу в редакцию от имени несуществующих жителей города: дескать, спецкор ваш врет, пьет, дебоширит, морально разлагается. В последнюю командировку в К*** Полуянов уже как на фронт ехал. Захватил с собой из Москвы редакционного юриста, чтобы тот каждый его шаг по городу документировал.

С кучей народа Дима встречался и после, уже в Москве. Его интересовал, среди прочих, вопрос о непотопляемости губернатора Жижикина. Тот наместником был в области уже одиннадцатый год, а ведь даже высшего образования не имел товарищ, только вечерний техникум. Уже будучи в должности, получил, правда, губернатор корочки местного политеха (заочно), а заодно, всего через одиннадцать месяцев после выпуска из вуза – удостоверение кандидата технических наук (что уж мелочиться!). При том, что о грамотности власть предержащего ходили легенды. Он писал в резолюциях: «через чур» вместо «чересчур» и «за ранние благодарю» (вместо «заранее»). Дима сам видел его собственноручную запись из восьми слов, в которых правитель совершил десять ошибок. Но в итоге секрет непотопляемости Жижикина оказался прост. Будучи еще совсем молодым человеком, сразу после армии, он, оказывается, работал в садовом некоммерческом товариществе «У озера» – том самом, знаменитом, откуда вышли все нынешние расейские высокие начальники. Трудился он там, как говорили, простым охранником – а вот, поди ж ты, система своих не бросала, пристроили товарищи на теплое место.

В итоге Полуянов писал статью, как давненько не работал, – с горячностью подзабытой, юношеской. Аж временами от праведного гнева и обиды за державу задыхался. Но старался сдерживаться. Понимал, что время лупить открытым текстом прошло, осталось безвозвратно в начале нулевых. Теперь требовалось не шуметь с открытым забралом, а быть хитрым, осваивать язык Эзопа. Что ж! Диме приходилось, в полном соответствии с работой господина Фрейда «Об остроумии», переплавлять свой гнев и горечь в иронию и сарказм. Еще и лучше получалось!

«Беда не в том, что у нас есть неприкасамые, – строчил он, как всегда, от руки. – К этому уже все давно привыкли. И если бы речь шла о самом губернаторе или членах его семьи, если бы они раздавили на пешеходном переходе человека – народ поворчал бы и забыл. Ужасно, конечно, но это наша действительность. Так уж заведено на земле русской: наместники всегда злоупотребляли и воровали, кого ни поставь. Одна надежа – на доброго царя. Одна вера: услышит он о творимых в К-ской области безобразиях, прогневается, да и выгонит губернатора. Однако в случившейся истории и губернатор, получается, ни при чем. Силовое поле его могущества окутало защитным облаком и бизнесмена Серафимкина, и, как оказывалось, его сожительницу, и даже сынка сожительницы.

Вы бы уж сказали тогда, товарищи, заранее, на каком удалении от местного трона кончается неприкасаемость? Или опознавательные знаки специальные неприкасаемым выдавали. Стикеры на машину, на одежду: «Давить могу всех», например. Или: «Убью любого, и мне ничего не будет». А то ориентироваться, право, трудно! Вот народ и недоволен. И патрульные полицейские ни за что пострадали: избили пьяного лихача, как любого на его месте отмутузили бы. И – накололись. Не признали владетельного сынка. И были с позором изгнаны из рядов».

Получился у Полуянова супергвоздь, длины неимоверной и силы нечеловеческой – с продолжением, на четыре полосы. Сдал статью Дима, как всегда бывало с подобными стремными темками, не обычным порядком, через секретариат, а непосредственно главнюге. И началась какая-то нехорошая, подковерная, мышиная возня. То Анатолий Степанович пронесется мимо по коридору, воскликнет с непонятной ухмылочкой в адрес Димы с неким преувеличенным даже уважением: о, привет нашему золотому перу! То после летучки обронит мимоходом: решаем, решаем твой вопрос, и, главное, непонятно, почему твой вопрос, как будто он проситель и чего-то личного своей статьей добивается. И ведь, главное, согласовывал Полуянов тему с главным редактором, когда еще из самой первой командировки в К*** вернулся. Да и потом, по ходу дела, докладывал ему в общих выражениях и получал всякий раз карт-бланш: продолжай копать. А теперь, у финишной черты, дело застопорилось.