Дафна дю Морье - Кукла (сборник)

— Бедная ты моя! — воскликнула женщина. Слова подруги вызвали изумление и ужас. — Какой кошмар! Нет, не верю, чтобы Фред… Какая-то нелепость!

— Ради Бога, приезжай скорее! — умолял голос на другом конце провода. — Кажется, я схожу с ума. Сама не понимаю, что делаю.

— Конечно! Немедленно выезжаю.

Она начала одеваться, стараясь заглушить эгоистичное раздражение, вызванное необходимостью оторваться от камина и книги, что начала читать, отказаться от мысли выпить чая с тостом и других приятных вещей, составляющих прелесть ожидания. Женщина заставила себя думать об убитой горем Мэй, счастье которой рухнуло в одно мгновение. Теперь остается только плакать от собственной беспомощности.

Пришлось взять такси. Но ведь, в конце концов, Мэй — лучшая подруга, да не такие уж большие и деньги. Тут она вспомнила, что напрочь забыла о просьбе миссис Кафф купить «Ронук». Вот черт! Ну ладно, как-нибудь обойдутся… И потом миссис Кафф пришлась по душе идея приготовить седло барашка… Где сейчас муж? Может, пересекает Ла-Манш? А вдруг его мучит морская болезнь? Любимый мой… Нет, надо подумать о Мэй. Да, разумеется, в жизни случаются ужасные вещи… Ну, слава Богу, приехала. И дорога обошлась всего в шиллинг. Правда, домой придется возвращаться на автобусе.

Мэй лежала на диване лицом вниз, зарывшись головой в подушки.

Она опустилась рядом на колени, гладя подругу по плечу и бормоча бесполезные слова утешения.

— Мэй, милая, перестань плакать. Только зря себя изводишь. Ну же, прекрати! Возьми себя в руки!

Мэй подняла голову. Распухшее, искаженное горем и обезображенное слезами лицо представляло ужасное зрелище, не предназначенное для посторонних глаз.

— Не могу, — прошептала Мэй. — Тебе не понять. Будто в сердце всадили нож. А перед глазами лицо Фреда, когда он сказал, что больше меня не любит. Такое холодное, безразличное… Словно вовсе и не он, а какой-то чужой мужчина.

— Нет, Мэй, это просто невероятно! С чего это Фреду вдруг взбрело в голову, что он тебя разлюбил? Наверное, напился в стельку. Да нет же, быть не может. Это неправда.

— Правда. — Мэй рвала на полоски носовой платок и кусала концы. — И случилось не вдруг, а тянулось долгое время. Просто я не говорила. Никому и словом не обмолвилась. Все надеялась и молила Господа, чтобы подозрения оказались пустой фантазией. Но в глубине души понимала, что дело плохо.

— Ах, бедненькая! Подумать только, я и представить не могла…

— Неужели не понимаешь, что о некоторых вещах не говорят? Слишком уж они личные. Я лишний раз вздохнуть боялась, все надеялась, что если буду молчать, дурные предчувствия не сбудутся.

— Да, понимаю.

— Но сегодня, когда рассеялись последние сомнения, вся боль и страхи, которые я так долго держала в себе, вырвались наружу, и мне необходимо выговориться.

— Ах, Мэй, милая моя! — причитала женщина, беспомощно оглядываясь по сторонам, будто собираясь встать и передвинуть что-то из мебели, в надежде помочь подруге и исправить положение. — Вот скотина! Грубое животное!

— Ах нет, он хороший! — устало возразила Мэй, обессилев от рыданий и тупо глядя перед собой. — Просто Фред такой же, как все мужчины. Все они одинаковые и ничего не могут с собой поделать. Я его не виню. Только злюсь на себя, что была дурой и так сильно любила.

— И давно ты знаешь?

— С того дня, как он вернулся из Америки.

— Но, Мэй, милая, ведь с тех пор прошло восемь месяцев. Не хочешь же ты сказать, что все это время молча терзала себя? Нет, это невозможно!

— Господи, эти восемь месяцев показались целой вечностью! Не знаю, способна ли ты хоть на минутку представить адские муки, через которые мне пришлось пройти. Вечные сомнения, сбивающие с толку подозрения, и при этом приходится делать вид, что все хорошо. Тщетные попытки угодить Фреду, не замечая пренебрежительного отношения, превратить себя в рабу в надежде, что, может быть, он ко мне вернется. Восемь месяцев страданий и унижения…

— Ах, если бы я могла помочь! — воскликнула женщина и тут же подумала: «Нет, в жизни с людьми подобные вещи не происходят. Так бывает только в пьесах».

— Да разве тут поможешь? — всхлипнула Мэй. — Это надо пережить в одиночку. Каждое мгновение оставило в сердце неизгладимый след, и все они болят, как выжженное огнем клеймо. Да-да, с первого мгновения до последнего.

— Послушай, Мэй, но почему после Америки произошли такие перемены?

— Потому что разлука меняет мужчину. Пойми же, вдали от меня Фред забыл о прежнем желании быть вместе, а уж потом был готов забыть и все остальное. Другой образ жизни, встречи с новыми людьми.