Евгения Михайлова - Совсем как живая

Ольга сидит, глядя перед собой пустыми глазами. И внутри у нее темно и пусто. Может, их всех уволить? Но когда начнется следствие, их все равно найдут, чтобы взять показания… Что наговорят озлобленные бабы? «Следствие может никогда не начаться, – веско говорит она самой себе. – Так бывает. Бывают ведь без вести пропавшие. И что лучше: увольнять – не увольнять? Лучше пока ничего не менять. Но как это все терпеть, когда нет сил терпеть…»

В течение дня они с Алексеем говорили только по внутреннему телефону и только по работе. Каждый из них, затаившись, сидел в своем кабинете, когда по коридору застучали каблучки уходящих сотрудниц. Никто из них не заглянул к Ольге попрощаться. Зина сделала свое дело. Алексей вошел к Ольге, когда институт опустел, устало сел на диван.

– Что ты думаешь об этой истории с Турцией? – спросил он.

– А ты?

– Я, похоже, схожу с ума. Мне кажется, что Виктория в Турции, что она скоро приедет, а то была не она…

Ольга смотрит на него с ужасом. А если действительно… Но костюм, который был в тот день на Виктории, ее духи… Что это означает в таком случае… Она собирает свои вещи, они молча идут к выходу. Она говорит:

– Поехали на твоей машине. Мою оставим. У меня болит спина. Все уже в курсе, так что…

– Это хорошо, что в курсе, – отвечает он.

В машине мозг Ольги плавится от бесчисленного множества самых невероятных предположений. Она смотрит на Алексея украдкой, подозрительно. Она не знает, есть ли у него пистолет. Она не может знать, была ли у него в тот день Виктория. Возможно, была. И они вдвоем убили какую-то женщину, надели на нее костюм Князевой, чтобы сбить с толку именно ее, Ольгу, к которой он и приехал сразу за алиби. А Вика умчалась куда-то. Раз сказала, что в Турцию, значит, в другое место…

В квартире Ольга неподвижно стояла в кухне, пока туда не вошел Алексей.

– Скажи мне правду, – сказала она, – ты знал Викторию до того, как пришел в наш институт?

– Да, – с трудом произнес он. – Мы познакомились в одном клубе, месяцев пять назад… Это длилось несколько дней… Потом она ушла от меня с другим в том же клубе. Встретились мы уже в институте.

– То есть из клуба вы поехали в твой дом? Ты, кажется, говорил, что не давал ей адреса…

– Да, она там была. Тогда…

– Значит, ты солгал. Или скрыл самое важное, что опять значит – солгал. Вовлекая меня в такую историю, ты врал! Я не верю тебе теперь ни в чем, понимаешь? Ты мог убить ее. Вы с ней вдвоем могли убить другую женщину и запутать меня, пока она смывалась. У тебя есть пистолет?

– Был. Той ночью, когда ты мыла террасу, я его искал и не обнаружил на месте…

– И об этом мне тоже не сказал…

Они смотрели друг на друга. Их взгляды сливались и плавились. Они боялись друг друга.

Петр сидел в коридоре клиники, сжав руки на коленях. Он не знал, сколько часов здесь сидит, ночь сейчас или уже день. Пару раз к нему выходили то врач, то медсестра, говорили пустые слова: «Все под контролем», «Мы делаем все возможное»… Он даже не переспрашивал, о чем речь – о спасении ребенка или о жизни Веры. Потом вспомнил какой-то фильм, в котором мужа ставили перед выбором: кого спасать – младенца или мать. Муж вроде сказал, что ребенка. А может, жену… Или жену хотел спасти муж из другого фильма. Если бы у Петра спросили… Он бы точно сказал: спасать ребенка. От смерти и от такой матери. Но у него не спросят, потому что срок слишком маленький. Шесть с небольшим месяцев. Таких, наверное, не спасают. А ему так жалко вдруг стало это крошечное существо, попавшее в такой переплет еще до рождения. Сама Вера, наверное, не знает, чей у нее ребенок. Петру уже все равно. Он хочет, чтобы дитя выжило назло взрослым подонкам, предателям, развратникам и придуркам…

– Мне очень жаль, – раздался рядом голос врача. – Преждевременные роды… Ребенка не удалось спасти.

– Вы коновалы!.. – закричал Петр и не смог сдержать рыданий. – Да как же вы все… Чем вы тут занимаетесь…

– Мне очень жаль, – повторил врач. – Вы можете войти к жене.

– Да на хрена она мне сдалась. – Петр бросил на пол мокрый от слез платок, а слезы все лились, он вытирал их рукавом пиджака.

– Зачем вы так. Нужно взять себя в руки.

– Я пришлю к ней водителя. – Петр почти бился в истерике. – Он возьмет ее в руки. Доктор, покажите мне ребенка… Я хочу его забрать. Мне нужно его похоронить.

– Давайте так. Вам его покажут. И вы поедете домой. Завтра займетесь похоронами. Здесь вам все расскажут, оформят. Я прощаюсь. Мои соболезнования. Сейчас за вами выйдет сестра.