Владимир Монастырев - Свидетель защиты

Митя разволновался, заходил по камере, кусая губы.

— Будем разбираться, — попытался успокоить его Андрей Аверьянович. — Во всяком случае, в деле есть неясности, выводы следствия не бесспорны. Не отчаивайтесь.

Расставшись с Митей, Андрей Аверьянович направился к центру города. Близилась обеденная пора. Он ощутил голод и стал перебирать в памяти рестораны и столовые, где можно бы с удовольствием поесть. Первое, что вспомнилось, — загородный ресторанчик на верхней дороге. Но туда не менее получаса езды автобусом. Нет ли чего поближе? Можно бы найти и поближе, но почему-то воображение все время рисовало горную дорогу, и Андрей Аверьянович не стал противиться внутреннему зову — отправился на привокзальную площадь и сел в пригородный автобус.

Дорога шла мимо одинаковых двухэтажных домов с широкими балконами по фасаду, мимо садов и виноградников, пересекла просторную долину с хилой в эту пору речушкой и стала забираться в гору, петляя в густых зарослях лещины и дикой груши. Андрей Аверьянович вполуха слушал гортанную речь пассажиров, смотрел в окно и отдыхал, расслабясь.

Возле ресторана автобус остановился. Андрей Аверьянович вышел и направился сначала к широкой расселине в скале. Там на разных высотах, соединенные лесенками и переходами с перильцами, стояли ресторанные столики. Эта экзотика не привлекала — было там сейчас сыро и сумеречно. Нет, не сюда влекло Андрея Аверьяновича. Убедившись, что все тут по-прежнему, он направился к светлому, из бетона и стекла, павильону, стоявшему через дорогу. Здание как бы висело над крутым склоном, уходящим к морю — оно лежало далеко внизу синей равниной. В павильоне было безлюдно, только за столиком у буфетной стойки сидели два молодых человека и буфетчица в кружевной наколке.

Андрей Аверьянович прошел на террасу, откуда видны были и холмистый склон, и море. Заказав харчо, шашлык и бутылку «Гурджаани», он откинулся на плетеную спинку стула и медленно обвел глазами широкую панораму. Вдали, в легкой дымке, угадывался соседний курортный городок, хорошо была видна ниточка железной дороги, прерываемая тоннелями, на склонах выделялись длинные борозды виноградников, желтые прямоугольники кукурузы. Солнце уже не палило, а грело по-осеннему мягко, тени лежали прохладные и нерезкие. Надо всем побережьем, над заштилевшим морем были тишина и покой.

Андрей Аверьянович посмотрел на дорогу. У входа в ресторан стояли два ишака — один с громоздкими мешками на спине, другой налегке. Хозяин их, седоусый, в круглой войлочной шапочке, сидел на корточках, привалясь спиной к скале. Из павильона вышли двое молодых людей, что-то спросили у старика, и один из них, худой и длинноногий, направился к ишаку и попытался сесть верхом, но ишак взбрыкнул и не дался.

Несколько раз длинноногий пытался оседлать строптивое животное, но безрезультатно. Наконец, как-то хитро забежав спереди, он взмахнул длинной ногой и оказался верхом на ишаке. Тот побежал, но наездник стал тормозить пяткой, и они закружились на одном месте. Молодые люди громко смеялись. Буфетчица в наколке вышла на дорогу и тоже хохотала так, что пышная грудь ее взлетала к подбородку. А старик в круглой шапочке сидел на корточках, смотрел на них и лицо его оставалось неподвижным.

Сценка эта развлекла Андрея Аверьяновича, она естественно вписывалась в пейзаж и не выбивалась из того настроения тишины и покоя, которое здесь царило.

Харчо было остро приправлено перцем, шашлык обильно присыпан зеленью и луком, соус в меру резок, с приятной кислинкой.

Андрей Аверьянович получил удовольствие и от еды, и от вина. Расплатившись и покинув ресторан, он не сразу сел в автобус, а прошелся пешком. На поворотах открывались перед ним новые виды, наконец, показался и город, с дымящими трубами на окраине, с подковой бухты и телевизионной башней на горе.

Все эти часы Андрей Аверьянович отдыхал, не утруждая себя размышлениями над делом, которое было сейчас у него на руках. Но где-то на втором плане сознания оно ждало своей очереди. Сев в автобус, Андрей Аверьянович легко вернулся к разговору с Митей и решил, что надо бы еще раз поговорить со следователем. Сейчас он подготовлен к этому разговору гораздо лучше, чем в первый день. И не только потому, что познакомился с делом. Он проникся атмосферой этого дремлющего, разнеженного побережья.

Солнце уже ушло из комнаты — день клонился к концу, — и Шалва Григолович словно бы потускнел, подернулся пыльцой. Но при виде Андрея Аверьяновича он встрепенулся, сбросив с лица выражение деловой озабоченности, изобразил радушие. На этот раз он усадил гостя не к письменному столу, а к трехугольному журнальному столику в углу. Спросил: