Алексей Биргер: Игра с джокером (Богомол - 3)

Полковник вынул из сумки портативный магнитофон и нажал кнопку.

* * *

"Что ж, давай запишем остаток, то, о чем мы не говорили, потому как это нам или не особо интересно было, или ещё не состоялось. Мы ж с этой Людой, "племянницей" моей, о многом переговорили, пока твоего приятеля, огретого горящим бревном, выхаживали. Кстати, если б не он, то погибли бы и мальчишка, и этот Грибов. Ну, да, ладно... Она, оказывается, дочка любовницы покойного хозяина, тетка мальчишке, и похожа на него прямо жуть. Только, при всем при том, в ней при этом сходстве чисто женское проступает, а в мальчишке - чисто мужское. И эта тетя Таня к ней, по-моему, душой прикипела, после того, как она специально примчалась мальчишку из беды вытаскивать. До того она то ли просто не знала о ней, то ли знать не хотела. Понятное дело, так?

И вот сидим мы с ней у постели больного, и я её спрашиваю:

- Так объясни мне, откуда ты про прослушивающие устройства в особняке "профсоюза" разнюхала?

- Очень просто, - отвечает. - И Лиана Некрасова упоминала, что дело с какими-то магнитофонными записями связано, и этот адвокат мне поведал то, что сам знал. Знал он не много, но тоже слышал, что все дело вокруг какого-то магнитофона в свое время крутилось. И что записи на него были смертельно опасны, из-за какого-то особого способа, которым были сделаны. Заодно сознался, что, да, дал он Шипову и его братве наводку, через какое слабое место московского детектива можно подцепить - через нашего с ним племянника, понимаешь? - когда этот Шипов позвонил ему насчет защиты Сизова. Ну, и Шипова он тут же заложил, основным своим хозяевам. Всех продал, чтобы самому уцелеть... Ну, это неинтересно, он свое получил. Так вот, раз дело было связано с магнитофонами, и раз до сих пор отчаянно сражаются, чтобы никто ничего не разнюхал - значит, дело связано с мощной системой прослушивания, давней, хорошо отлаженной и, наверно, широко разветвленной. А раз главные "хозяева" этого адвоката оказались в контрах с "профсоюзом" - значит, они должны были найти возможность подключить к прослушиванию их особняк. А если особняк подключен к прослушиванию значит, они готовы напасть в любой момент, когда нащупают слабости в его охране. То, что внутри особняка началась перестрелка - для них идеальный шанс. А кто знает, когда они появятся? Может, они уже неделю сидят в засаде в соседнем доме, и только случая ждут?

- И Катер все это понял, поэтому и поспешил смыться...

- Вот именно.

- Но далеко уйти не успел - как раз самарская большая бригада подъехала, и положили его, как и прочих "лидеров профсоюза", и эту курву Ирочку, которая, вишь ты, слишком наблюдательной оказалась, - усмехается она. - Может, и дом подожгли уже самарские, а не "братва" Катера... В такой неразберихе пойди пойми, кто в данный момент твой враг, который сейчас по тебе стреляет... Но все хорошо, что хорошо кончается. Расскажи мне лучше, как ты догадался, что Букин в смерти твоего друга виноват? И что он должен знать налетчиков?

- Тоже все было довольно просто, - отвечаю. - Меня одна фраза, не помню, кем сказанная, надоумила, что если на заводе проверка начнется, то все расхищение на мелких воришек спишут. А как поймать воришек, если нет настоящей охраны? Вот Букин и стал Васильича в охрану звать. У него расчет был какой? Васильич человек военный, бдительный, да к тому же круговой порукой с работниками завода не повязанный, так что он быстро схватит двух-трех "несунов". А уж после этого сам Букин назначит проверку на заводе и за голову схватится - ах ты, батюшки, оказывается, наворовано невесть сколько! И потом эти "несуны" ни одному суду не докажут, что унесли десять метров шланга, а не десять тысяч, которые им приписывают. Любой прокурор посмеется: мол, если они два-три года каждый день понемножку таскали, то и двадцать тысяч метров могли утащить! Ну, и со всеми другими изделиями то же самое. Словом, мелкие сошки отправятся отдуваться в лагеря, а Букин чище новой простыни окажется, и можно опять начинать воровать с нуля, не опасаясь, что в ближайшее время за руку схватят.

- Не понимаю, почему твой друг на это согласился... - задумчиво говорит она, покачивая головой.

- Так он ведь всегда за закон и порядок стоял! И хоть Букина не любил, но тут дело чистое, можно стране помочь. Кстати, его обязательности Букин и недоучел. Они договорились, что Васильич втайне действовать начнет, чтобы тем неожиданней для воришек было. А я характер Васильича знаю, он наверняка начал заранее обстановку изучать, вникать во все, задавать вопросы. И напрямую вышел на то, что директор сам и есть главный вор. Букин, конечно, о разысканиях Васильича прознал, и весь затрясся. Потому что, получалось, Васильич не такой уж ручной выходит - и ему, директору, яму роет. Но законным путем от Васильича уже не избавишься - он ведь сразу может в УЭП пойти! И что тогда директор придумывает? Он берет паспорт Васильича, якобы, разрешение на оружие ему оформить, а сам таскает этот паспорт по заводу, забывает в людных местах, проговаривается, как бы случайно: мол, в секретном порядке настоящую охрану на пост ставим, теперь всему мелкому воровству конец придет! Словом, делает все, чтобы эти новости дошли до самых оголтелых... Ведь он зарплату давным-давно не платит, люди живут на то, что уворуют, и если им этот кислородный клапан перекроют, то им и их семьям вообще зубы на полку класть! И, сама понимаешь, когда в животе от голода сводит, люди вообще волками становятся... А если ещё и пьет человек, и уворованное ему на пропой души надо, и при этом он вечно от водки не в себе... Он за ту малость, которую от жизни имеет, пойдет и горло грызть, и насильничать, и дома поджигать...