Фридрих Незнанский: По живому следу

Из дремотных раздумий его вывел мелодичный звонок местного телефона, стоящего на столе прямо у него под носом. Еще прежде чем проснуться окончательно, генерал автоматически взял трубку и произнес дежурное:

— Грязное слушает!

— Вячеслав Иванович! — раздался на том конце провода голос помощника. — К вам тут… дети!

— Пропустите… — сказал Грязнов, медленно избавляясь от остатков сна, туманивших его мозг, и одновременно вспоминая, что где-то он слышал эту фразу — «пустите детей приходить ко мне»… И только потом, резко выпрямившись в кресле, переспросил: — Постой, Саша, я тут задремал, извини… Не мог бы ты еще раз повторить, мне со сна бог весть что почудилось…

— Вячеслав Иванович, — повторил Саша извиняющимся голосом, — к вам дети…

— Кто?! — изумился Грязнов.

— Два… двое. — Помощник с помощью интонации пытался передать начальнику, что он здесь совершенно ни при чем, как ему сказано, так он и докладывает, — два гражданина юного возраста, по пятнадцать лет, вернее, гражданин и гражданка… Хотят говорить только с самым что ни на есть главным начальником МУРа. — Произнося последнюю фразу, Саша подпустил юмору, приглашая Грязнова рассмеяться, но Вячеслав Иванович был настроен чрезвычайно серьезно и смеяться над детской наивностью вовсе не собирался. — Разрешите доложить, — подпустил в голос интимности Саша, — дело, кажется, серьезное… Я тут их немного поспрашивал, хоть они и отнекивались…

— Ну что ж. Веди их ко мне…

Положив трубку, Вячеслав Иванович встал, потянулся, хрустнув суставами, прошелся по кабинету, чтобы немножко размяться. Вскоре дверь кабинета чуть скрипнула, приотворилась и так замерла.

— Заходите, заходите, — приветливо сказал Грязнов в сторону двери. — Пожалуйста!

В дверь просунулась остриженная голова мальчишки с грязными разводами на щеках, любопытные глаза обшарили кабинет и внимательно осмотрели начальника. Затем парень, решив, видимо, что жизни его ничто не угрожает, прошел в кабинет и встал, переминаясь, а за ним вошла и остановилась у двери белобрысая девочка.

— Смелее! — Грязнов сделал приветственный жест. — Проходите, не стесняйтесь. Я совершенно нестрашный. Разве что с виду…

— Да мы вас и не боимся… — сказал гость, шмыгнув носом.

— Так чего ж у двери стоите?

— Так… А вы действительно самый главный начальник? — спросил недоверчиво мальчик.

— Правда.

— Самый-самый?

— Пожалуй, что главнее меня никого нет в этом здании… Хочешь проверить мои документы?

Так как парнишка не улыбнулся, а лишь опять шмыгнул носом, генерал, ухмыляясь про себя, достал из кармана удостоверение МУРа и протянул мальчику. Мальчик внимательно изучил удостоверение, исподлобья взглядывая на Грязнова, как это делают таможенники на вокзалах. Вид у него стал гораздо более свободный, словно он все опасался чего-то и вдруг успокоился.

— Тогда нам надо с вами серьезно поговорить. У нас для вас важные сведения, — сообщил посетитель.

— Ну так, — сказал Грязнов, забирая у парня свое удостоверение, — теперь, когда вы знаете, что меня зовут Вячеслав Иванович — а для некоторых и дядя Слава, — сказал он, строго и свысока поглядев на детей, — неплохо бы и вам назвать свои имена и присесть, чтобы нам было удобно беседовать.

— Николай, — сказал мальчик, — А она вот — Соня.

— Очень приятно, — отреагировал Грязнов, — хотите чаю?.

Он нажал кнопку и попросил секретаршу принести два стакана.

— Ну-с… — Генерал приготовился слушать, но гость его уже отвлекся.

— Ух ты! — воскликнул он. — Ну тут у вас и кресло!

— Хочешь в нем посидеть? — спросил Грязнов.

Парень кивнул.

Вот так и случилось, что беспризорник Коля, болтая ногами, сидел в кресле начальника МУРа Вячеслава Ивановича Грязнова, а сам генерал расположился при нем на стуле для посетителей, приготовившись слушать. Скромная, стесняющаяся незнакомых людей девочка Соня отошла и села в уголок на диван, дуя на горячий стакан и держа его обеими руками.

— Так что вас привело ко мне, Николай, — спросил Грязнов, — надеюсь, не пустое любопытство?

И тут Николай вздохнул тяжело, отставил стакан и принялся рассказывать:

— Ну, значит, так… Сам я немосковский, издалека… Бродяжу туда-сюда, в Москву часто к вам приезжаю — больно мне город ваш нравится, жить здесь хочу; вот вырасту и непременно в Москве жить буду. Вот… Ну и, короче, на вокзалах-то не очень, там и бомжи пихают, и ваш брат — милиционер… Вот, и так было, что я уже два дня не жравши — ну таскал из помойки у забегаловок ништяки… остатки в смысле, только там народ голодный подобрался — мало что оставляли, так, засохшую корочку в кетчупе… Я уж думал — все, или дуба дам, или украду чего, больно домой возвращаться не хочется. Ну и вот подваливают ко мне два типа в шляпах, аккуратные такие, типа того что — жрать, наверное, хочешь, пойдем, мы тебя на халяву ужином накормим. Ну я ж не дурак, знаю, что бесплатный сыр в мышеловке, и спрашиваю: а что мне нужно будет делать? Ну а они: ничего, мол, может, пару фотографий с тебя сделаем… Ну, думаю, с фотографий с меня не убудет… Вот, и привезли меня на квартиру, я сперва идти не хотел, потом подумал: авось не убьют… Действительно, ужином накормили, картошка там, хлеб, огурцы, потом еще заставили ванну принять — ты, говорят, грязный… Я уж думаю: усыновить они меня, что ль, хотят? Да не, не похоже было. И что интересно — типы такие модные, красивые, а квартирка так себе, вонюченькая, хоть и большая, дряни там всякой полно, лестницы какие-то старые, газеты на полу… Правда, техника: видак там, телик, и еще какие-то такие штуки к потолку прикручены, лампы большие в фольге, когда горят — очень жарко от них. Только одна комната и есть хорошая, и то напоказ — они там кино снимают, это они мне, значит, сказали… Ну вот, а потом спать меня отправили.