Марина Серова - Тайна раскроется в полночь

Ну что тут скажешь?

– Допустим. И все-таки, если принять вариант, что стреляли в себя все-таки не вы, мне чисто из простого человеческого любопытства интересно вычислить, кого же высшие силы избрали для святой миссии пальнуть в вас из пистолета.

– А вот я этого знать не желаю, – тут она впервые посмотрела на меня испуганными глазами. – Вы ведь сразу засадите эту невинную душу в тюрьму! Хотя я-то уверена, что никого лишнего в тот вечер в нашей комнате не было, и Софи сама протянула мне пистолет…

Тут она явно сбилась с хода собственных мыслей, лишь только представив себя с пистолетом в руках, – зажмурилась и замахала обеими руками, словно отгоняя от себя назойливых мух. Затем наконец-то открыла глаза и глубоко вздохнула, улыбнувшись мне, как умственно отсталой.

– Как вы не понимаете – вовсе никто не хочет меня убить, просто я повторяю путь Софьи Златогорской.

Прости меня, господи, и за все сразу!

– И сколько раз ваша Софи пыталась покончить с собой?

На ее лице отразилась такая по-детски чистая обида, что впору было раскаяться в собственном ехидстве.

– Нет, вы говорите с такой иронией, значит, совсем не верите мне. Неважно, сколько раз Софи проходила свои уроки – потому как то, что вы называете попытками самоубийства, на самом деле было для нее восхождением по лестнице на небеса, она называла это так, как учил Гермес Трисмегист, – уроками смерти.

– И в чем же конкретно заключаются эти уроки?

– В том, чтобы понять и принять душой простой факт: смерти нет. То, что мы называем смертью, чего так боимся, на самом деле лишь наш проводник на следующую ступень – ступень выше. Когда это понимаешь, жизнь наполняется новым, радостным смыслом. А первый знак, что все это – лишь урок, налицо: у меня, как и у Софи, все раны заживали быстро, буквально за два-три дня!

Да уж, насколько проще допрашивать простых людей, пусть они трижды преступники и повинны в самых страшных грехах. А тут впору запеть мантры.

Ольга смотрела на меня все с той же просветленной улыбкой, с какой мудрая мать смотрит на расшалившееся дитя.

Что ж, на нет и суда нет. И все-таки стоило сделать еще одну, последнюю попытку:

– Хорошо, будь по-вашему, но у меня есть еще один, совсем невинный вопрос. Ваш муж рассказывал мне, что перед тем, как отправиться в подвал…

Она тут же едва ли не подпрыгнула от возмущения и даже взволнованно и негодующе взмахнула руками.

– В Зал Свободы!

– Ну, в Зал Свободы… Так вот, вы отправились туда, потому как «услышали голос». Так вот, вы можете мне описать, что это был за голос? Гулкий, нежный, громкий, бас или тенор…

Ольга внезапно вся порозовела и быстро опустила глазки на собственные пальчики с обкусанными ноготками, которые быстро-быстро сматывали-наматывали кусочек нитки.

Режьте меня, убивайте, но могу поклясться чем угодно: девушка как пить дать насчет прозвучавшего ей «голоса» любимому супругу соврала – чтобы ни в чем не уступать великой Софи!

Она тут же поняла свою промашку и заговорила торопливо и сбивчиво, словно вдруг вспомнив, что ей давно пора по делам:

– Я же вам уже говорила, что находилась в состоянии транса. Я просто слышала, как звучали музыка, голоса…

– Голоса? Выходит, звучал не один голос, а несколько?

– Голос – голоса, какая разница! – Ее глаза наполнились слезами. – Говорю вам, я толком ничего не помню.

Некоторое время мы помолчали, рассеянно слушая тиканье часов. Ольга, первой придя в себя, глубоко вздохнула и вновь улыбнулась мне своей «фирменной» просветленной улыбкой.

– И все-таки, если вы когда-нибудь прочтете автобиографию Златогорской, написанную ею самой, то узнаете: она успешно прошла все уроки смерти, победила свой страх, и смерть – мудрый проводник – пришла к ней ровно в тридцать три года. Софи Златогорская мирно уснула и не проснулась в нашей жизни.

Ольга произнесла слово «нашей» с особой, слегка пренебрежительной интонацией и в очередной раз кивнула мне, все так же улыбаясь:

– Так что и вы, и мой милый Герман можете не переживать: мне до тридцати трех лет еще далековато.

Тут она, задержавшись на мне взглядом, невольно вздрогнула и передернула плечами, словно кто-то положил ей горсть снега на затылок.

– Послушайте, но неужели вы сами никогда не задумывались – откуда это удивительное сходство вашего лица с лицом великой Софи?!

Я поняла, что эту беседу пора завершать, поднялась и, в свою очередь, тепло, если не сказать сердечно, улыбнулась Ольге.