Виктор Багров - NEXT 3. Маски сброшены

— Именно, что сказки! Заплеванная, загаженная земля с зажравшимися временщиками, управленцами и нищими, пришибленными обывателями. Для которых горячая батарея зимой — предел мечтаний, а свалка говна у крыльца — норма жизни. Сгнили старенькие ставеньки, отваливаются, шелушатся — починить, заменить лень, лучше надраться самогоном и увидеть сладкие сны. Старая патриархальная провинция покрыта струпьями... Ты сам прекрасно все это знаешь! Просто желаешь, извини, помотать сопли про все исконное, розовое с голубеньким и в зеленных палисадничках. Нетути ничего, Лавруша, проснись и оглядись вокруг. Нетути! Ничего не осталось! Сирень под окошком с"едена голодными козами, изъязвлена коростой... А Федьке твоему дай Бог силы содрать вонючую коросту, дать поджопник местным господам, которые без бумажки с изображением того же Франклина «здрасте» тебе не скажут! Я верю — у него получится!

Целый монолог и во здравие и за упокой!

Лавр с интересом оглядел поверх очков разрумянившееся лицо управляющего. Оказывается внешне спокойный и раздумчивый деятель не такой уж равнодушный зритель — настоящий воитель с несправедливостью. Такой же, как Федечка. Как он сам.

— Погоди, чего разорался?

— А ты чего наезжаешь, папаша обеспокоенный? Подбери слюнки, жалельщик. Таким сыном гордиться нужно, а не оплакивать горькую его судьбу.

— Так ведь авантюра...

— Даже ежели так? Железные дороги на Дикий Запад кто строил? Те же авантюристы.

— Какой еще Дикий Запад? — не понял Лавр.

— В Америке.

— Так они же стреляли там, в твоей дикой Америке?

— А ты разве не стрелял? Здесь, в России. И не так уж давно.

Лавр обеспокоено огляделся. Не подслушивает ли кто-нибудь излишне откровенные высказывания? Слева Богу, в закуток никто не заглядывает, в просматриваемом проходе только два грузчика выставляют на прилавки и витрины очередную порцию товаров. Увлеченные разгрузкой ящиков и коробок, они не глядят по сторонам, не прислушиваются.

Прав ведь дружан, более спокойно подумал он, до чего же прав! Стрелял и еще буду стрелять!

— Я — да. Убивал. Жизнь заставляла. Но не Федька. Не умеет он, не приспособлен. Порешат парня.

— Прищучат — научится. Невелика наука.

— Да знаешь ли ты, торговое брюхо, что в Окимовске всякие главначпупсы — фикция. Не они делают погоду, и не им в случае чего жать на курки, и не их хапальщиков нужно бояться. Там — Мамыкин, Мама!

Белугин отмахнулся. Будто согнал со своего модного пиджака наглую навозную муху.

— Подумаешь, Мамыкин! Центр мироздания! Пуп Земли! Обычный товаропроизводитель, немного — жулик самопальный. Или по твоему, он другой... Кто именно? Кто?

— Медведь в пальто! — со злостью буркнул Лавр. — Настоящий медведь вместо игрушечного заводного мишки. Гризли с зубами и когтями. И он, этот Мама, в миру — Григорий Мамыкин, не какой-то «смотрящий» и не какая-нибудь шишка в законе и не скромный администратор, откатывающий долю своему начальнику. Он — настоящий независимый князь, к которому никто не суется и над которым — никого. А весь окимовский район с берегами, лугами и сиренью в коросте — его княжество. Считай — Лихтенштейн. Только на русский манер. И ежели медведь встанет из берлоги и задерет ребенка, я из тебя, Петя, дуршлаг сделаю.

Лавр неожиданно сгреб Белугина за грудки, притиснул к стенке.

Учитывая характер Лавра, угроза нешуточная. Дуршлаг не дуршлаг, а парочку дырок высверлит. Вообще-то, ему и одной хватит. Белугин испугался по настоящему.

— Все я да я, — стараясь погасить страх, бормотнул он , поправляя потревоженные лацканы пиджака и сбитый на бок галстук. — А сам ты на что? Страхуй свое чадо, ежели мандраж прихватил. И — все, не обижайся! Аудиенции абзац. Лечу в холодильник, после — на шабаш акционеров. Не дай Бог, опоздаю — загонят такую дыню, что ходить стану враскорячку...

Забыв о важности и солидности, Белугин метнулся к двери, ведущей в магазинное зазеркалье. Подальше от налитых смертельным свинцом глаз Лавра, от спокойно высказанной им угрозы, вообще от всего, что не относится к привычному укладу жизни.

Лавр не стал удерживать. Знаки препинания расставлены, скобки открыты, диагноз поставлен. Дело за малым: спасти наивного пацана, сунувшего башку в огнедышащую печь...

Неужели нельзя было отложить криминально-экономическую разборку на после свадьбы? Тогда он сосредоточился бы только на одной проблеме, сейчас она раздваивается, соответственно, раздваиваются и его усилия, и его возможности.