Галина Романова - Семь лепестков зла

Дэн неожиданно разозлился, перегнулся, с силой отпихнул его от машины, насколько это у него вышло. Толкать сидящего человека очень неловко. Но у него вышло, он же сильный был, ловкий. Толик проехал задом по асфальту. Дверь пассажира начала закрываться.

– Как же так?! Как же вы так со мной, сволочи???

– Это не мы, идиот! – рявкнул Дэн перед тем, как уехать. – Это ты сам с собой так! Бесплатный совет: никогда никого не слушай, все проверяй и… и найди себе бабу. Хорошую, добрую. И живи с ней тихо, как ты умеешь.

И уехал. А Толик потом часа два сидел на остановке, зябко кутаясь в тонкую куртку. Она не спасала от холода, и два свитера, которые он из сумки достал, тоже не спасали. Он мог бы поймать попутку, автобусы уже не ходили в этом направлении. Поздно. Но он сидел и мерз. Думал и мерз. Проклинал себя за трусость и малодушие и мерз.

А потом вдруг встал и решил, что если он кому то сейчас не расскажет обо всем, то с его жизнью уже точно никогда не случится ничего хорошего. Он просто исчезнет с лица земли как человек. Останется здесь на земле неким шлепком, плевком, насмешкой.

Его подвез пожилой водитель фуры, с расспросами не приставал. Послушно взял последние гроши, что нашлись в его карманах. Высадил у дома Ирочки.

Толик не сразу решился пойти к ней. Снова терзался, прислонившись спиной к шершавой стене ее дома. А вдруг ее дома нет, вдруг она не одна, вдруг не захочет его видеть и все такое? Но потом понял, что он никогда не узнает, как там и что, если не поднимется и не позвонит в ее дверь.

Ирочка открыла, даже не спросив, кто там. Не спала. На ней был теплый белоснежный спортивный костюм с розовым капюшоном, в руках – книга.

– Здравствуй, Толя, – она осматривала его с головы до ног и обратно жадно, цепко, как ощупывала. – А я смотрю в глазок – ты. Даже не поверила глазам своим. Ты как вообще?

– Я? Я так…

У него задрожали губы от жалости к себе и от невозможного желания прижаться к этому мягкому уютному телу. Он бы с радостью это сделал и даже похныкал бы.

– Я, Ирка, плохо. Я почти пропал! Но чудом спасся! Я был в таком дерьме, извини. И если… – Он судорожно глотнул, Ирочка молчала, продолжая жадно его рассматривать. – Я вообще то отвратительный трус, но не подлец, подчеркиваю. И если ты согласна, я готов покаяться перед тем, как… Перед тем, как прожить с тобой долгую, может, и не яркую, но счастливую жизнь. Что скажешь?

– Я? – Она нервно улыбнулась и тут же спрятала руки с книжкой за спину. – Я не поняла ничего, Толик. Ты что… Мне предложение делаешь?

– Типа того… Да! Но на мне куча грязи. Я готов покаяться и…

Книжка из рук упала на пол позади ее пяток в мягких розовых тапках. Ирочка вытянула руку, ухватила его за пуговицу куртки и втащила к себе, быстро захлопнув дверь за его спиной. И прежде чем с ним поцеловаться, шепнула с безмятежной улыбкой:

– Не нужны мне твои покаяния, и откровения не нужны. Наша с тобой жизнь началась только что, с этого дня, часа, минуты. Начнем отсчет, Толя?..

– Милая?! – Требовательный тон, над которым Володя работал пару недель перед тем, как начать укрощать Настю, звучал зловеще. Даже более зловеще, чем прежде. – Милая, что это значит???

Настя, которая должна была позаботиться о званом ужине, сидела на кровати в прозрачном пеньюаре, с растрепанными волосами и тупо рассматривала свои широко разведенные колени.

– Настя!!! – заорал Володя и поморщился.

Если честно, он устал от роли тирана, временами сам себе бывал противен. Но работа есть работа. За нее платят, и ее надо выполнять. И он станет морально уничтожать эту девку ровно столько, сколько это понадобится Смирнову.

Честно? Ему бывало порой даже жаль ее. Но Смирнов, безошибочно угадывая его настроение, тут же подсовывал ему фотографии своего племянника в гробу.

– Представь себе, сколько бы он смог еще прожить! Представь, сколько еще таких парней эти суки оставили после себя?!

Бывали сбои и у самого Смирнова. Он тоже порой давал слабину. Просто боялся ошибиться. Он не хотел никаких невинных жертв. И это понятно. И вот так они давили, давили с двух сторон на мать и дочь. Мать держалась насмерть. Дочь…

Дочь, кажется, сломалась. Кажется, она даже его перестала бояться. Или ей стало все по фигу. Сидит, тупая красивая кукла. И никак не реагирует на его гнев. А должна бы! И насчет ужина должна была бы уже похлопотать. Хотя бы позвонить в ресторан, заказать там что то, раз сама ничего не умеет.