Светлана Бестужева-Лада - Семейное шоу

«Как мы жили без этих игрушек? — чуть иронично думала Валерия, глядя на два миниатюрных прибора, лежавших на журнальном столике и сосредоточенно выполнявших полученное задание. — А как все это происходило еще лет двадцать назад? Ужас! Я видела штатный диктофон в одной из редакций, хранят, как музейный экспонат: полтора килограмма весом и вечно «зажеванные» кассеты. А потом — пишущая машинка, типографские гранки. Теперь…»

Ее мысли прервал телефонный звонок. Не мобильника, а обычного аппарата, стоявшего в номере. Валерия уже привычно за последние дни насторожилась, но в трубке она услышала низкий, чуть с хрипотцой голос:

— Лера?

— Михаил! — неподдельно обрадовалась она. — Как вы раздобыли мой номер?

— Было бы желание, — последовал довольно двусмысленный ответ. — Лера, я звоню вам в перерыве деловых переговоров, потом мне будет трудно освободиться. Не хотите сегодня поужинать со мной?

— С удовольствием, — сказала она, совершенно забыв о том, что в родительском доме будет присутствовать вполне еще законный муж, и вообще забыв обо всем на свете. — Но я буду мотаться по городу, куда и во сколько я могу позвонить вам?

— Запишите номер мобильника. И дайте, если можно, ваш. Я отвечаю не на все звонки. Думаю, вы тоже.

— Правильно думаете, — засмеялась Лера. — Так я пишу.

Она записала семизначный (значит, прямой!) номер и дала свой собственный — куда более длинный.

— В девять вечера не поздно для вас? — осведомился Михаил.

— Думаю, нет. Я сегодня навещаю родителей, так что смогу освободиться, когда захочу.

— До десяти жду звонка. Родители — это стихийное бедствие, они непредсказуемы. Не забудете про меня?

— Вас забудешь… — пробормотала довольно внятно Валерия, и оба рассмеялись.

— Когда закончим разговор, посмотрите, не валяется ли что-нибудь под дверью номера. Посмотрите?

— Обязательно посмотрю, — все еще смеясь, сказала Лера. — Так до вечера?

— До вечера, моя дорогая.

Так. Уже «моя дорогая». А что может находиться в коридоре, интересно?

В коридоре находилась огромная корзина белых роз с воткнутой в середину карточкой с золотым обрезом. На карточке каллиграфическим почерком было выведено: «Потрясающей женщине от потрясенного мужчины». Очень мило.

К родителям Валерия собиралась в прекрасном настроении, надела любимый брючный костюм цвета слоновой кости, и к нему — блузку изумрудного цвета, замечательно подчеркивающую цвет ее глаз. Чуть-чуть подправила макияж, выключила закончившие свою миссию приборы и… вспомнила про утренний визит Нины и, естественно, про Боба. Настроение мгновенно испортилось.

«Не посмеет он прийти к родителям, если я позвоню и скажу, что мне все известно. Или, наоборот, попрет напролом? Кто угадает, как он будет действовать и что говорить? Не нужно было приглашать его к родителям! То есть говорить, что я туда поеду. И что бы Нинке прийти пораньше? Разговор с Бобом был бы совсем другим…»

Эти мысли вертелись у нее в голове, пока такси везло ее на Петроградскую сторону к мечети. И, по-видимому, достаточно ясно отразились у нее на лице, потому что Ада, открывшая ей дверь, ахнула:

— Ты ужасно выглядишь, милая!

Сама Ада выглядела, как всегда, свежо и блистательно. Валерия почувствовала знакомый приступ комплекса неполноценности, который всегда одолевал ее в присутствии матери, и пошла в гостиную, как на эшафот. То, что она там увидела, радости ей не прибавило: у окна в двух глубоких креслах мирно пили виски ее отчим и, конечно, Борис. То-то Ада так сияет!

Борис тоже засиял своей неотразимой улыбкой и, отставив бокал, двинулся к Валерии. Та позволила поцеловать себя, но чуть заметно отклонилась, и поцелуй пришелся в щеку. Если Боб и удивился, то ничем это не показал.

— Тебе привет от Нины, — холодно сказала ему Валерия. — Она в Питере.

— Господи, — простонал Борис, — она-то тут зачем?

— Развлекается, полагаю. Попутно рассказывает всякие интересные истории.

— Все ее истории я знаю наизусть, — отмахнулся Боб.

Валерия замолчала. Устраивать супружескую разборку в доме Ады, да еще в присутствии отчима ей хотелось меньше всего на свете. К тому же сбило с толку поведение Боба: он ни на секунду не растерялся, не смутился, когда услышал про Нину. Может, эта красотка все со злости наврала? Действительно, мало ли что могло происходить до свадьбы, она сама тысячу раз подчеркивала, что они оба — свободные люди, а Боб — не святой, мог и оступиться. Он же ей честно сказал про Катьку. И вообще она, кажется, опускается до уровня пошлой, ревнивой мещанки. Гадость какая!