Михаил Петров - Гончаров и шайка мошенников

- Перебьешься без курева, мент поганый, - вынес он свой вердикт и с наслаждением закурил "Магну".

- А с чего ты решил, что я мент? - искренне удивился я. - Я простой советский безработный. Безработный, но в отличие от тебя не курю такую гадость.

- А что ты куришь? - слегка тронул наживку пацан.

- "Кэмел", могу и тебя угостить.

- Ну давай, - царственно позволил он.

- Держи. - Я протянул ему пачку. - Ну бери, не стесняйся!

- А с бугорка не хочешь? - Он сделал неприличный жест. - Нашел дурака. Так я к тебе и побежал. Раскатал губенки. Я, значит, к нему подойду, а он меня тут и прихватит. Не на того нарвался, козел!

- Да нужен ты мне сто лет, дерьмо детсадовское, буду я о тебя руки марать. - С сожалением я понял, что мой нехитрый план не позволил объегорить оболтуса, и, чтобы усыпить его подозрения, равнодушно предложил: - Хочешь, я тебе их переброшу?

- Давай перебрасывай, - немного подумав, согласился змееныш.

Закурив мою сигарету, он заметно подобрел, даже позволил мне сделать то же самое.

- Ништяк, братан, вижу, что ты пацан путевый, - раскуривая сигарету, похвалил я его. - Может, ты мне и попить дашь? - кивнув на пузатую бутыль минералки, укреплял я контакт.

- Бери да пей, - беспечно ответил сопляк.

- Так ведь не дотянуться мне.

- Чё дуру гонишь! - насторожился пацан, и я понял, что поторопился. - Она же возле тебя стоит. Ты что надумал, козлина?

- Да ничего я не надумал, просто хочу пить.

- Вот и пей, а меня больше не трожь, а то разом мозги вышибу. Нашел лопушка!

Парень насторожился, и потому дальнейшие разговоры с ним были беспредметны. Я опять улегся на тулуп и закрыл глаза.

Почему толстяк зациклился на двухнедельном сроке? Почему мне нельзя расписаться в его грязных бумагах сегодня? Думай, Костенька, думай, мой славненький! Тебе с твоими мозгами давно пора теорию Эйнштейна понять, а ты в дешевой афере разобраться не можешь. Даже обидно. Итак, двухнедельный срок. Что он может обозначать? Во-первых, еще не готовы бумаги. Во-вторых, кто-то может помешать, но этот кто-то через две недели помешать уже не сможет. Почему? Потому что он либо уедет, либо его просто не станет. Кто он? Скорее всего, Григорий Лунин. Или же... Стоп, кажется, я зацепил нужную мне мысль. Только бы ее не упустить.

- Мальчик, тебя как зовут? - неожиданно раздался подозрительно ласковый голос Милки, и я понял, что она затевает какую-то игру. - А почему ты такой сердитый? У тебя какие-то проблемы?

- Заткнись, шалава дешевая, - посоветовал дегенерат. - Ты меня сердитого еще не видела. Я таким, как ты, матки на раз выворачиваю. Закрой кричалку, а то я ее сам запечатаю.

- Ну зачем ты так, что я тебе плохого сделала? - не унималась супруга, видимо полагая, что получила еще не все. - Ты ведь хороший мальчик, просто попал в дурную компанию. Не грызи ногти, это некрасиво.

- Щас ты у меня мой... грызть будешь, - грязно пообещал подонок и сделал мерзопакостный жест.

Задохнувшись от негодования, Милка на время потеряла дар речи. Открыв рот, она молча смотрела на юного сквернослова, пораженная услышанным и шокированная увиденным. Она оказалась не такой испорченной, как я думал.

- Мальчик, тебе не стыдно так разговаривать с женщиной? - немного оправившись, робко продолжила она свои педагогические заходы. - Я ведь тебе в матери гожусь. Как ты можешь говорить такое?

- Усохни, телка, иначе я буду не говорить, а делать.

- А что же ты собираешься делать? - настроившись на его волну, с трудом преодолев тошнотики, кокетливо спросила супруга. - Ну говори, не стесняйся, мой мальчик. Может быть, я хочу того же. Чего ты так оробел? О, оказывается, ты совсем еще юноша и ничего не знаешь. Этого не надо стесняться. Так бывает со всеми, кто в первый раз...

- Заткнись, шалава. Я не в первый раз. Я уже трахал Нельку. Она у нас любит на кодляк идти.

- О чем ты говоришь, мой мальчик, разве можно сравнивать опыт женщины с пороком малолетней шлюшки? Поверь мне, я могу такое, что тебе и во сне не снилось.

- Все вы шалавы одинаковые, - неровно задышал сопляк, пытаясь подавить бушующее в его штанах восстание.

- Не говори так, малыш. - Милка заговорила томно и таинственно. - Нельзя познать совершенство, не вкусив его. Но все познается в сравнении, а тебе, увы, пока сравнивать не с кем. Но это только пока, мы все можем поправить. Это в наших с тобой силах.

Сидя на полу, на овчине, Милка, закатив глаза, потихоньку раздвигала ноги, а из ее влажного рта доносился уже бессвязный шепот:

- Ну же, малыш... я жду... где мы... я не знаю... я сейчас умру... иди ко мне...