Продвигаясь с людьми по опустошенному городу, я думал, что хорошо бы захватить Гванду живым. Я хотел бы доставить его в Солсбери — связанного, ковыляющего за грузовиком. Я хотел бы быть там, когда судья вынесет приговор: повесить. Я хотел бы посмотреть, как ему понравится, когда палач накинет ему на голову черный колпак.
Но я знал, что все это ерунда. Я сразу убил бы его, если бы смог. За это мне платят, и нечего особенно возиться вокруг его персоны. На свете столько маленьких девочек с размозженными головами, и столько сукиных сынов вроде «полковника», которые упражняются в таких делах…
Трупы уже начали источать зловоние. Неважно, много ли ты повидал их на своем веку, но каждый раз снова удивляешься тому, с какой скоростью солнце и мухи превращают еще недавно живое человеческое существо в разлагающуюся массу. Я зажег сигару, чтобы хоть немного приглушить зловоние, и выслушал доклад своего заместителя Питера Ван Рейса.
Ван Рейс был флегматичен. Скажи ему, что конец мира состоится тринадцатого, в пятницу, и он спокойно попросит уточнить, в какое время. У Ван Рейса была ферма недалеко от Булавайо. Теперь у него ничего не осталось: ферму спалили, жену и трех детей зарубили. Теперь у него была лишь одна цель — убивать террористов, но и этим он занимался с той же флегматичностью и полным отсутствием эмоций.
— В городе противника нет, сэр, — доложил он. — Город безопасен для нас.
— Да, действительно безопасен, — пробормотал я. — Дальше некуда.
Насмотрелся я безопасных городов, вроде этого, еще во Вьетнаме.
— Они скрупулезно тут поработали, а? — произнес Ван Рейс таким тоном, будто действительно здесь не произошло ничего чрезвычайного. Я подумал, что для него это действительно так.
— Да, Пит, очень, — ответил я, понимая, как и он, что еще много родезийцев, черных и белых, примут страшную смерть, пока не кончится эта война. Если только кончится когда-нибудь.
— Нет смысла пытаться похоронить их, — сказал Ван Рейс. — Слишком много. И сжечь нельзя — у нас не хватит горючего. Ладно, канюки сделают все за нас.
— Да. Эти паршивые твари думают, что у них День Благодарения. Ты, может, не знаешь, — это американский праздник, когда все объедаются до отвала. Да, скажи-ка этим уродам, чтобы оставили трупы в покое. Они не найдут ни денег, ни колец, ни золотых зубов. Когда Гванда входит в город, он и монетки в нем не оставляет. И потом, прости их Господи, они были на нашей стороне.
Я задымил сигарой и посмотрел, как крепкий южноафриканец вразвалку отошел и стал кричать на нескольких моих наемников, проявивших особый интерес к сваленным в кучу трупам. Кричать он кричал, но без особого старания, потому что для наемника мародерство — это такая же часть войны, как бои. Мораль тут читать нечего, это пустое дело. Хорошие мальчики не идут в наемники, и самое лучшее, что ты можешь сделать, когда под твоим командованием вот такое подразделение, — это попридержать их, чтобы они совсем уж не превратились в полное обезьянье дерьмо. Если же ты допустишь такое превращение, то очень скоро потеряешь управление над этой бандой, в которой числишься командиром. А раз потеряешь управление, то следующее, что тебя скорее всего ожидает, — это пуля в затылок.
Я пошел туда, где Кесслер оставил головной автомобиль, и настроил радиоприемник на ближайший армейский пост, который находился в сорока милях от нас в населенном пункте под названием Гатума. Парень с английским произношением вышел в эфир и принял мой доклад. Он напрасно старался выдержать сверххолодную, как в британских фильмах, манеру речи. Голос его дрогнул, когда я сказал ему, что в Умтали перебиты все до единого жителя.
— Вы абсолютно уверены? — переспросила эта кобылья задница. — Что, действительно все?..
— Хотите приехать и посмотреть? — На самом деле я не так уж и разозлился на него; ему по голосу было лет, наверное, девятнадцать.
— Я не ставлю под сомнение ваши слова, сэр. — Он остановился, сделав, вероятно, глоток, потом продолжил: — Вам надо послать полный письменный доклад, сэр. — Он шмыгнул носом, отчего радио задребезжало, как от атмосферной помехи. — Здесь настаивают на этом, сэр.
— О’кэй, о’кэй! Получат они от меня доклад. Как я сказал, они убили всех в городе, потом подожгли его и взорвали. Города больше нет.
— Каковы потери среди террористов? — был его следующий вопрос.
— Подождите минуту, — сказал я, увидев, что рядом стоит Ван Рейс и знаками пытается привлечь мое внимание. — В чем дело?
Читать дальше