Виктор Пронин - Ночь без любви

— Все в порядке, — ответил Кувакин.

— Поехали. Так вот, на клочке газеты, как я уже говорил, был написан курс иностранной валюты. Франки, доллары, гульдены… Чуть ли не дюжину различных валют нашли в сумочке у Татулина.

— Поздравляю вас, — холодно сказала Равская.

— Спасибо. Скажите, пожалуйста, Ирина Андреевна, как по-вашему, зачем человеку, занимающемуся перепродажей валюты, этот список с указанием, сколько рублей, к примеру, стоит тугрик, сколько франк, сколько крона?

— Понятия не имею!

— Я тоже, — улыбнулся Демин. — Остается предположить только одно — Татулин нечасто занимался перепродажей, а валюту в таком разнообразии вообще, возможно, первый раз держал в руках. Татулин — опытный комиссионный спекулянт. В определенных кругах известен давно. Валюта — его новая специальность. Он ее только осваивал. И попался.

— Ближе к делу, — сказала Равская. — Я тороплюсь. У меня важные дела.

— А как же Селиванова? Вы уже забыли о ней? И потом, вряд ли у вас есть дела важнее собственной судьбы, — сказал Кувакин, не поднимая головы от протокола.

— По-моему, до сих пор мы обсуждали только судьбу Татулина.

— Только до сих пор, — сказал Демин. — Теперь мы перешли к вашей судьбе. Дело вот в чем: курс валют, о котором мы столько толкуем, написан вашей рукой. Как вы это объясняете?

— Вы уверены, что он написан именно моей рукой? — усмехнулась Равская. Но усмешка на этот раз не получилась. Только гримаса искривила ее лицо, и тяжелая нижняя челюсть как бы вышла из повиновения, обнажив желтоватые от курева зубы.

— Нет, я в этом не уверен, — беззаботно сказал Демин. — Я спросил на всякий случай, для протокола. Чтобы потом во время суда не возникло недоумения, чтобы всем стало ясно — разговор об этом был, и ответ от вас получен в самом начале следствия. Вот и все. Остальное — мои предположения.

— А вы не злоупотребляете своим положением, вот так легко и бездумно выдвигая обвинения, которые ровным счетом ни на чем не держатся, ничем не обоснованы? Или это профессиональные шутки?

— Нет, Ирина Андреевна, это не шутки. Курс валют на газетном клочке написан своеобразным почерком — все буквы разной величины, какие-то остроголовые, а запись сделана грамотно, с точки зрения машинописи — абзацы, отступления и так далее. Была в той записке еще одна особенность — автор не любит переносов и старается во что бы то ни стало втиснуть слово до конца строки. И последнее — запись сделана шариковой ручкой, красной пастой. Общий вид примерно вот такой… — Демин вынул блокнот и показал Равской страницу, на которой она совсем недавно изложила способ приготовления кофе.

— Боже, в какие руки я попала, — только и проговорила она.

— Продолжим? — спросил Демин. — Итак, повторяю, это только предположение. Но завтра в десять ноль-ноль на моем рабочем столе будет лежать заключение экспертов с печатями, научными выкладками, обоснованиями, подробным анализом характерных особенностей почерка, химическим анализом пасты…

— Не утруждайте себя, — перебила Равская. — Все это я знаю. Но должна вас разочаровать… Не исключено, что тот клочок газеты, который вы нашли у Татулина, действительно написан мной… Около полутора лет назад мне как-то позвонил Татулин и спросил, нет ли у меня под рукой курса валют…

— А почему он решил, что у вас может быть такой курс?

— Потому что я подписалась на «Известия», где эти данные публикуются, а он — на «Комсомолку», где эти данные не публикуются. Татулин обожает молодежные издания, и не только издания, как вы успели заметить. Вот и вся разгадка. Я написала ему все, что он просил, на первом попавшемся клочке бумаги. У вас, надеюсь, все?

— Да, пожалуй, все, — сказал Демин, поднимаясь. — Коля, дай, пожалуйста, Ирине Андреевне прочесть протокол.

Надев очки в тяжелой оправе, Равская откинулась в кресле и углубилась в чтение. Время от времени она с интересом взглядывала на Демина, на Кувакина, хмыкала, видимо, припоминая детали разговора, один раз вообще рассмеялась.

— У вас прекрасный стиль, — сказала она Кувакину, закончив читать. — Вы никогда не писали заметок в газету?

— Как же, писал, — охотно ответил Кувакин. — И сейчас иногда пописываю… Когда дело, которое я уже расследовал, рассмотрено судом и вынесен приговор… Иначе, Ирина Андреевна, нельзя — чтобы заметками не давить на судей, на народных заседателей… Понимаете?

— Вполне, — ответила Равская и жестом попросила у Демина ручку, не обращая внимания на ту, которую протягивал ей Кувакин. Этим она хотела поставить его, как говорится, на место. Ей не хотелось подписывать протокол той самой ручкой, которой этот протокол писался, а взять свою, с красной пастой, она тоже не решилась. Демин с любопытством ждал, что же будет дальше. Он смотрел на ручку, протянутую Кувакиным, Равская нетерпеливо смотрела на Демина, а Кувакин с улыбкой наблюдал за Равской. Наконец она не выдержала. — Ах, простите, — проговорила она, вспыхнув. Взяв у Кувакина дешевую, тридцатикопеечную ручку, она подписала протокол.